шпион!
Глазенки у мальчишки забегали: он старался понять, шутит пушкарь или нет. Наконец спросил:
– Аэроплан будете сжигать?
– А что же, немцам оставлять?
– Может, что зарыть? – нерешительно спросил Серёга.
– А потом ты приведешь немцев и покажешь?
Вместо ответа Серёга самым неожиданным образом прыгнул в сторону и скрылся в чаще.
Штурман и пушкарь бросились за ним, но его и след простыл.
– Кто его знает, что за парень… Надо скорей уходить! – забеспокоились мы. – Может, действительно какой-нибудь шпионский прихвостень.
Мы живо подтащили сухих сучьев, разбили масляные баки – и запылал костер. Тогда мы быстро, гуськом двинулись на восток.
Через несколько часов мы вышли на дорогу. Решили идти вдоль нее: может, удастся встретить кого-нибудь более сговорчивого, чем Серёга. Мысль о нем все время беспокоила нас: кто его знает, что он за парень! Почему убежал? Может, беду навлечет…
Мы недолго шли в ожидании встречи. Словно вынырнув из-под земли, перед нами предстали три всадника. Автоматы у них были на изготовку.
– Стой! – «приветствовали» они нас. – Кто вы такие?
Не успели мы ответить, как, откуда ни возьмись, появились два вражеских автоматчика.
Весь наш экипаж, как по команде, схватился за оружие. Бортмеханик и штурман кинулись вперед. Штурман успел выстрелить, но не попал: его схватил за руку один из быстро спешившихся всадников.
– Тихо, товарищи! – сказал один из тех, кто оставался на коне. – Теперь мы видим, что вы наши. Это для нас ценнее всяких документов. А насчет фашистов не беспокойтесь: они поддельные.
Заметив, что его не поняли, он добавил:
– Мы нарочно водим с собой таких «ряженых» – сразу людей распознаём. А то ведь фашисты сами тут в нашей форме бродят и по-русски хорошо говорят. С толку с ними собьешься…
Мы познакомились. Рассказали партизанам историю своего полета и вынужденной посадки. Они слушали нас с огромным интересом, расспрашивали, какие новости на Большой земле, рассказывали, как воюют сами. Чувствовали мы себя как дома.
– Да, – заметил наш штурман, – для нас большое счастье, что мы вас нашли.
– Тоже – нашли! – добродушно ответил один из партизан. – Это вы спасибо Серёге скажите. Если бы не он, неизвестно, куда бы вы еще попали… Мы сами вас искали больше трех часов.
– Так вот я какую важную птицу поймал! – охнул наш пушкарь.
– Очень важную, – без тени усмешки ответили партизаны. – Самый боевой разведчик. Только на вас очень рассердился, говорит – чуть не убили. Поэтому и не верил, что вы советские летчики. «Разве, говорит, наши летчики так плюхаются?»
В лагере мы снова встретили Серёгу. Увидев нас, он застеснялся и собирался было снова задать стрекача. Но на этот раз мы его без труда остановили.
– Ты что же, – спросил я, – такой специалист по авиации, что по посадке отличаешь советских летчиков от фашистских?
– Не то что отличаю, а вроде как наши летчики должны быть ловчее, – уклончиво сказал он.
– Ну а мы, по-твоему, плохо сели?
Он шмыгнул носом и отвел взгляд в сторону: вежливость не позволила ему сделать прямое признание.
Я долго объяснял Серёге, как трудно посадить машину на лес, чтобы не разбиться.
– А ты говоришь – «плюхнулись»! – не удержавшись, добавил я.
– Теперь я понял. Простите, что не узнал вас.
– Ничего, ведь мы тебя тоже не узнали: всё шли и гадали, кто такой Серёга – друг или враг? А ты ведь наш спаситель!
– Вы-то зря гадали, – задумчиво ответил мальчик. – Я еще не слыхал, чтоб кто-нибудь из ребят фашистам продался. Так, по-моему, не может быть!
– Ты прав.
Действительно, за все время войны я ни разу не слышал, чтобы подросток пошел в услужение к врагам. А как много ребята помогали своим, я наблюдал сам и слышал от других.
Истребители
Сам погибай, а товарища выручай.
А. В. Суворов
Лейтенант Гурьев начал летать в районе Сталинграда[2], когда фронт проходил еще за Доном. Он видел, как к Волге двигались гурты скота, вереницы беженцев, до отказа груженные машины и телеги, навьюченные коровы, верблюды. По обочинам дороги брели старики и женщины, толкая перед собой детские коляски с домашним скарбом, а рядом малыши месили пыль босыми ножками. И все с тревогой поглядывали на небо: не видно ли фашистских самолетов?
Советские истребители охраняли дорогу, вступая в частые схватки с гитлеровскими летчиками, пытавшимися поливать пулеметным огнем мирных измученных людей, уходивших из родных мест.
В одной из таких схваток Гурьев открыл свой боевой счет. От его пули загорелся вражеский истребитель «мессершмитт» и ярко пылающим костром рухнул в степь. На своем «ястребке» Гурьев вывел тогда красной краской первую маленькую звездочку.
К концу августа поток беженцев иссяк, волна эвакуируемых с дальних мест прошла через Сталинград. По ночам далеко видны были в степи пожары – горели массивы хлебов и сёла. Все говорило о том, что фронт приближается к огромному городу.
…Памятное утро 23 августа было душным и жарким. Накаленные солнцем, земля и каменные здания не успевали охладиться за ночь. Высоко над головой кружился вражеский разведчик – «рама». В утренних косых лучах солнца блестели на виражах стёкла кабины. Прерывисто урчали моторы двухвостового самолета, уходившего на запад… Потом в небе над Сталинградом появились юркие «мессеры», а за ними тяжелые «юнкерсы» и «хейнкели».
С юга на север шли фашистские бомбардировщики. Их гнали и преследовали наши летчики, обстреливали зенитчики. Немецкие самолеты то появлялись из-за облаков, то вновь уносились в высоту для того, чтобы вынырнуть в другом месте и сбросить на Сталинград фугасные бомбы большой взрывной силы.
Население города переселилось в убежища, щели, землянки и подвалы. Начались пожары.
Весь день на Сталинград друг за другом, волнами шли эскадры фашистских бомбардировщиков. Все центральные районы города пылали. Не менее шестисот вражеских самолетов, каждый из которых сделал два-три вылета за день, бомбили Сталинград.
После объявленной 23 августа в городе воздушной тревоги так и не последовал отбой. Он наступил только после окончательного разгрома гитлеровских войск под Сталинградом – 2 февраля.
Казалось, вражеским налетам не будет конца. Огромный цветущий город, в котором жило около полумиллиона человек, превратился в развалины. И ночью фашистские пикировщики продолжали бешеную бомбежку Сталинграда, освещая его ракетами.
Каждый день враг терял десятки самолетов, сбитых советской истребительной авиацией и зенитчиками. Но это не останавливало его. Бомбежка продолжалась.
Лейтенант Гурьев, как и все его товарищи по эскадрилье, почти весь тот день был в воздухе. Он возвращался на аэродром, заправлял самолет горючим, брал новые пулеметные ленты и вновь взмывал ввысь, бросаясь вдогонку за «юнкерсами».
На фюзеляже его «ястребка» прибавилась еще одна красная звездочка. Но на этот раз ее вывел не сам Гурьев, а его техник, и при этом сделал это не так аккуратно. Летчик же еле добрался до блиндажа, упал на койку и, не раздеваясь, заснул тяжелым сном – настолько он был бессилен.
Так началась для Гурьева Великая битва у Сталинграда.
Эскадрилье, в которой
