здрасьте, я Саша с Уралмаша… Не-не, присказка русская, продолжай.
— А с Хадсоном Тито уже общался, и не раз, еще в Ужице. И Милован, кстати, тоже, он его прямо в Черногории после высадки встретил.
— Ну хоть так.
— Ты, кстати, готовься, — напряг меня Лека, — тебе с Хадсоном предстоит маршрут к Херцег-Нови. Он лично просил Тито выделить тебя в сопровождение.
Нет, не потому, что мои ребята и я сам круты, как хотелось бы думать. По ходу дела выяснилось, что английская миссия ждет пополнения и важный груз, который после событий с Аттертоном не желают доверять действующим в тамошних краях четникам.
— Ну сбросили бы сюда, на парашютах, территория позволяет, — удивился я такому подходу.
— Англичане утверждают, что в грузе хрупкие радиодетали, и сбрасывать их нельзя.
— Рассовать по карманам парашютистам?
— Верно мыслишь, — скептически улыбнулся Лека. — Я вот тоже считаю, что темнят. Скорее всего, там должны доставить золото или что-нибудь в этом же духе. Аттертон расплачивался со своими людьми соверенами, это мы знаем точно. И вряд ли Дакич покусился на ботинки и бинокль, а вот на золото запросто.
— Тем более, если его много.
— Тем более, — согласился Ранкович. — Иначе Хадсон бы не пошел сам, а послал только канадца.
И тогда все сразу стало на место — и что Аттертон постоянно поправлял пояс, куда наверняка зашил монеты, и что то же самое делает Хадсон, и что груз, который мы должны встретить, можно передать только из рук в руки.
Вот мы и торчали всей группой в пятнадцать человек плюс два союзника на неприветливом берегу — но здесь, между Дубровником и Херцег-Нови, суша уходит в море почти отвесно, большие глубины начинаются сразу за урезом воды и подводная лодка может всплывать практически вплотную.
— Чай или кофе, полковник?
— Я бы предпочел грог, — хмыкнул Хадсон, глянув на свои понтовые часы со светящимися стрелками.
Ну что же, безалкогольный файф-о-клок меня тоже не прельщал и, уступив Марко место наблюдателя, я занялся горелкой.
Еще когда я валялся в больничке, мне на глаза попался уротропин и память услужливо подкинула состав крайне полезного в смысле скрытности сухого спирта — этот самый уротропин и парафин. Попытку стырить лекарство доктор Папо пресек со всей жестокостью, но узнав, для чего оно мне потребовалось, сжалился и направил к своему коллеге по Верховному штабу.
Я еще подивился, что за уротропином посылают к начальнику отдела шифрования, но доктор Павле Савич в прошлом трудился не где-нибудь, а в самом Институте радия у самой Ирен Жолио-Кюри и вообще-то был не математиком, как положено шифровальщику, а физиком и химиком.
С мыслями о том, какие интересные люди приходят в партизанское движение, я разглядывал щуплого, даже мельче, чем Коча Попович, лобастого человека. В глаза в первую очередь бросался крупный, широкий, доминирующий на лице нос, и только потом — внимательный испытующий взгляд ученого.
Взгляд это, едва Савич услышал задачу, затуманился, а сам он отвлеченно забормотал почти про себя:
— Аммиак и формальдегид, аммиак и формальдегид… исходные вещества в наличии, аптечная лаборатория есть… не вижу проблемы.
Занял провизорскую, загнал туда двух бывших студентов университета и они наделали нам приличный запас. С которым немедленно всплыл другой головняк: прослышав про такую крутую штуку, к нам потянулись наши старые сослуживцы из батальона охраны Верховного штаба, всем срочно и позарез потребовался сухой спирт.
Волевым решением я скрыл от общественности основной объем, а остатки разрешил пустить на обмен — в конце концов, чем лучше у нас снаряжение, тем легче выполнять задачи.
Раскладную горелочку по моим невнятным наброскам нам склепали из тонкой жести и сейчас на нее встал котелок, под которым весело заплясали язычки пламени. От ветра нас закрывали серые плащ-палатки, отгородившие нишу под каменным карнизом. Тут и пещеры приличные есть, мы бы вполне поместились, только про них давным-давно знают все местные жители, включая детей. И ладно бы только местные, итальянцы тоже знают — вечером мимо прошлепал патрульный катер с прожектором, так они светили и вглядывались прямо в известные пещеры, а по нам только мазнули краем.
Ветер усиливался, хлопнул край полога и Хадсон прижал его камнем:
— Только бы шторм не натянуло.
Вода в котелке пошла пузырьками, мы раскидали заварку и сахар по кружкам, плеснули кипятку и долили грушевой ракии. Не ром, но в качестве компонента «шумадийского чая» или «грога по-балкански» вполне сойдет, особенно с учетом еще одной холодной ночи.
Едва мы отхлебнули первый глоток, как Марко негромко доложил:
— Перископ.
Как уж он его разглядел среди волн и в наступающих сумерках, бог весть, я ни черта не видел до того момента, как вода забурлила, а из нее медленно поднялась рубка. С нее мигнул ратьер — раз, другой, третий, перерыв, потом снова раз-два-три. Хадсон сунул недопитый грог своему напарнику-канадцу, схватился за фонарь и просигналил ответ.
Даже в сотне метров всплывающая подлодка выглядела внушительно — следом за рубкой высунулась и раздвинула танцующую пену носовая надстройка, затем вся блестящая длинная туша, с которой беспокойным потоком потоком стекала вода. Почти одновременно распахнулись люки, к орудию и пулеметам встали расчеты, на палубу вытащили несколько мешков, подключили баллоны и через минуту-другую на воде качались надувные лодки.
Вскоре они ткнулись в берег и выскочивший первым молодой парень вопросительно оглядел нас, не убирая палец со спуска «стена» на ремне.
— Я полковник Билл Хадсон, — шагнул ему навстречу глава миссии.
После обмена уже словесным паролем матросы, а может и коммандос, в темпе вальса выкинули на берег ящики, парень забрал у Хадсона пачку писем и так же стремительно прыгнул в лодку. Еще пять минут — стальная рыба мигнула прощальным сигналом и медленно пошла вниз, последний моряк махнул нам рукой и лязгнул люком.
Там, где только что была лодка, забурлила воронка и показалось, что до нас долетело недовольное шипение воды. Шустрые ребята, опытные, явно не в первый раз
