— Слушай. Ты что, физик? Из политеха?
— Нет, не из политеха, — он слегка отстраняется. — Не угадала. Видишь, всё твоё коллективное бессознательное — до жопы, даже подсказку правильную не может дать, — он снова дразнится, а его рука продолжает рассеяно бродить по моим волосам, спускаясь ниже, к шее и плечам. Краем глаза замечаю на тыльной стороне его ладони следы от порезов, внимание от которых не отвлекает даже пара колец на пальцах и кожаные ремни, намотанные на запястье.
— Ну, конечно, кому как не кошатнику рассуждать тут о науке, о матрице и о философии! — понимаю, что хочу в ответ задеть его побольнее.
Только его это снова не цепляет, ни капельки.
— Кошатнику? С фиг ли? От меня че, пахнет кошками? — на волне азарта он снова вжимает меня в стену, но на этот раз я отталкиваю его от себя.
— Да какими кошками? Блин… Прекрати! Хватит, всё, мне не холодно! Не надо на меня больше наваливаться!
— Да ла-адно…
Ох уж это вальяжное «да ла-дно». Мальчик, явно не знавший проблем и отказов в жизни. Здесь мы с ним очень разные. Хотя, не спорю, мне тяжело удержаться чтобы не бросать на него быстрые взгляды — мне любопытно и волнительно его разглядывать.
— От тебя не пахнет кошками. Просто… все руки покоцаны, какие-то царапины, порезы.
— И что?
— Ну, это могут быть следы от общения со зверями. Например, у тебя дома кошки, и это их лап дело. Не будешь же ты заливать мне, что дрессировщик и работаешь с тиграми? Хотя, не спорю, это звучало бы вполне в твоём стиле.
Вот тебе, держи шпилечку. Самоуверенный пижон.
— Блин, Женька, ты чего? Это стеклорез, какие кошки? — не замечая моей подколки, он поднимает ладонь к свету и поворачивает ее туда-сюда, с гордостью демонстрируя свои боевые шрамы и бряцая фенечками. — Знаешь, что такое стеклорез?
— Ну… Конечно знаю. Такая штука. Чтобы резать стекло.
Автоматически перевожу взгляд на стеклянные стены кабинки и замечаю, что дождь за ними начинает утихать.
Так, а зачем ему эти стеклорезы, если подумать? Не ходит же он по ночам по улицам, выпиливая из витрин куски стекла? Хотя… Быстро зыркнув в его сторону, понимаю, что с него станет. По крайней мере, я бы не удивилась.
— Дождь заканчивается. Скоро можно будет идти.
Почему я сказала это таким тоном, как будто у меня умерла любимая собачка? Меня что, огорчает, что я могу отсюда выбраться? Наоборот, радоваться надо.
— Что? А, ну да. Точно, заканчивается.
Да, так всегда. Все заканчивается, все хорошее быстро проходит. Ловлю себя на неумелом философствовании, вовремя порадовавшись, что хоть не успела ляпнуть это вслух.
— Раз так…
— Ну, тогда давай выходить.
Он прав, надо выбираться отсюда. Несмотря на то, что дождь не утих совсем, и теперь мелко моросит, наше уединение начинает разрушаться. Мелкая детвора, выскочив из соседней кабинки, бегает и орет совсем рядом, а какой-то прохожий, недовольный качеством связи, явно хочет перебраться ближе к нам.
— Слушай, ты как — никуда не спешишь?
Вообще-то, спешила. Но я упорно об этом молчу, глядя, как проводя рукой по волосам, он убирает с них последние брызги.
— Давай сгоняем с тобой куда-нибудь пожрем, а, Женька? Согласна?
До конца не понимаю, то ли это чувство голода играет со мной злую штуку, то ли вообще… странность ситуации, но на моем лице сама по себе возникает улыбка. Это от голода, просто от голода. Вот и желудок от мыслей о том, что пропущенный ужин в двести пятой — не конец света, начинает задорно и радостно урчать.
— Может, всё-таки, поедим?
Не могу не поправить его какую-то слишком разболтанную манеру говорить, за что тут же получаю ответку.
— Ну, как скажешь. Можно и поесть, — выпрыгивая из кабинки, Ромка делает шаг назад, протягивая мне руку. — Но я лично хочу жрать. А будешь выделываться — тебя сожру, прямо здесь! — он вдруг дёргает меня на себя и хулигански цапает зубами за плечо — от этого дурачества меня как будто током прошибает, простреливая до самых пяток. Даже крик возмущения застревает в горле, вырываясь во вне каким-то сдавленным выдохом.
Ещё один психологический феномен? Нужно будет думать, много думать после. Но не сейчас.
Он поправляет свои слегка перекосившиеся наушники и, сжимая мою ладонь, добавляет:
— Предлагаю в мак, тут ближе всего. Давай, на счёт «три», чтоб не промокнуть. Мне уже все равно, а вот ты не тормози. На такой мряке тебя пару минут проберет, до трусов.
Делаю усилие над собой, чтобы не прыснуть. Вопрос — почему люди всегда смеются над шутками ниже пояса, даже самыми безобидными? И как только я почти готова пустить свои мысли в это русло, он выкрикивает прямо над ухом:
— Раз, два, три… Погнали!
И, не выпуская моей руки, он срывается места с такой скоростью, что мне приходится очень постараться, чтобы успеть за ним. Лужи, брызгами из которых мы обдаём редких прохожих, красный свет на переходе — мы пролетаем мимо так стремительно, что я даже не успеваю разораться, что нельзя бегать по проезжей части, еще и на красный.
Перевожу дух, только влетая вместе с ним в Макдональдс, где, несмотря на пустоту на улицах, полно народу. Видимо, все убежавшие от дождя спрятались именно здесь. Ловлю на себе постоянные взгляды — Ромка по-прежнему держит меня за руку, снова стряхивая капли мелкой мороси с волос и занимает очередь в кассу. А я понимаю, что даже тут, в центре, где привыкли к необычным людям, он смотрится вызывающе, еще и голый по пояс. Хоть бы нас обслужили. Хоть бы не надумали выгонять за странный вид. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это будет скандал, едва ли не драка — меньше всего мой новый знакомый похож на законопослушного гражданина. Да и я, в растрёпанном виде, в насквозь промокшей одежде, не вызываю таких подозрений.
Но все проходит благополучно — он берет два огромных мак-меню на подносы и, подмигивая мне, взглядом показывает, чтобы я поднималась за ним на второй этаж, на террасу. Замечая, как откровенно некоторые посетители пялятся на нас, быстро взбегаю по ступенькам с одним только желанием — скрыться от этой толпы.
На веранде холодно, дует ветер и зонт над нашими головами трясётся так, что, кажется, сейчас улетит за горизонт.
— Зачем мы сюда пришли? Тут же… х…холодина.
У меня на самом деле зуб на зуб не попадает, и это вдвойне обидно, потому что так я не смогу даже есть.
— Народ видишь?
— Н… нет
— Вот поэтому мы тут. Бесит толпа.
Ну вот… Меня тоже бесит толпа, но бесит и холод — так что непонятно, что здесь худшее из двух зол, и…
Поставив разносы на стол, Ромка снова обнимает меня со спины, обдавая своим теплом и сжимая руки на моей груди в замок.
