его семени попадет мне на лицо. Мы встречаемся взглядами, и в этот момент он мне кажется настоящим безумцем - такая дикая жажда в его глазах. Пытаюсь отодвинуться в сторону, но мужчина резко дергает меня назад. Вынуждает встать на ноги, а они у меня ватные! И не только от того, что я вот только-только согрелась.
Мужчина бесцеремонно касается меня между ног. Тонкая полоска белья - ничто. Это даже не преграда. И Терехов это наглядно мне демонстрирует, нагло забираясь под нее и проводя пальцами по моей плоти.
- Потекла, сучка, - скалится он.
- Отвали, я…
- Ты же не думаешь, что это все, Таня? - шепчет он, а затем резко разворачивает меня к себе спиной…
- 9 Таня -
У меня нет ни малейшей возможности возмутиться и как-то отстоять собственную гордость - Терехов словно идеально знает все мои слабые места. Безошибочно прикасается там, где это срабатывает лучше всего, и я попросту теряю даже призрачный контроль над ситуацией.
Глупо отрицать - меня влечет к нему физически. Это я поняла еще в прошлый раз. Не может быть вот такая химия просто так.
Мне бы сейчас включить голову, прикинуть, как можно выбраться из ситуации. Но правда в том, что я не только не могу, но и не хочу.
Мое тело словно глина в его умелых руках. Несмотря на то, что ласки выходят довольно жесткими, с налетом потребительского отношения и грубости, я все же возбуждена по максимуму. И я хочу продолжения. Вот так. Здесь. Сейчас.
- Стоило ли выделываться? - самодовольно произносит мужчина, нагло шлепая сначала по одной ягодице, а затем по другой.
Белье же мое он… рвет. На лоскуты.
И я молчу. Хотя на языке вертится столько колкостей. Но удивительное дело, до меня четко доходит - буду выпендриваться, и он вдоволь поиздевается над моим диким возбуждением. Так что закусываю губу, чтобы не ляпнуть лишнего. Тем более что когда его умелые пальцы касаются разгоряченной плоти, мне становится не до пререканий.
- Мокрая, лапуля. Какая же ты мокрая… Совсем как в ту ночь, да? Жадная шлюшка!
Отвешивает мне еще один шлепок, и я уже собираюсь огрызнуться, но в этот же момент его член входит в меня на всю длину, и я попросту захлебываюсь криком. Стоном. Чем-то невнятным.
- И до сих пор такая же узкая, - похабно комментирует Семен. - Кто же тебя так херово ебал, что ты до сих пор как целка?
Вообще за такие слова неплохо бы и втащить, как учил папа. Ну, или применить что-то из женского арсенала. Но конкретно в этот момент я выцепляю из его грубостей только то, что он помнит.
Помнит, какой я была. А ведь это было два года назад…
Ну, вот как это работает? Вместо того, чтобы возмутиться, я расслабляюсь, позволяю Терехову погрузиться в мое тело еще глубже, задеть те самые точки внутри меня, от которых расходятся приятные импульсы по всему телу.
Он больше не комментирует, полностью сосредоточившись на происходящем. Собственно, как и я. Крепкая хватка на бедрах и резкие, глубокие толчки - это все составляет основу моего существования здесь и сейчас. Мне кажется, я даже дышу в такт его движениям. И если вдруг Семен решит остановиться, я попросту задохнусь. Не выживу. Потому что я зависима сейчас от него как никогда!
И ведь он, нахал такой, все же и правда останавливается. Но лишь для того, чтобы содрать с меня футболку. Снова в лоскуты. Но я не расстроена, тут же его огромная лапища ложится мне на грудь, сжимает ту до легкой боли. Слышу не то рычание, не то глухой стон, а после Семен щипает сосок, да так больно, что я вскрикиваю. Это становится спусковым крючком - движения во мне возобновляются.
Техеров таранит меня своим огромным членом так быстро, что я невольно думаю про сравнение с отбойным молотком. Хотя сама же всегда хихикала над такими фразочками…
Но дело в том, что в прошлый раз он вел себя совершенно иначе. Он был нежным, умелым любовником, а сейчас… Сейчас Семен пользует меня в свое удовольствие. А я позволяю ему это.
- Иди сюда, - рычит он словно дикий зверь, приподнимает, прижимает к своей груди. И я едва ли не задыхаюсь от того жара, что меня окутывает. Здесь и так-то довольно тепло, а становится все жарче. - Не смей вырубаться, слышишь?
- Я не… - язык едва ворочается, когда Терехов разворачивает мою голову и буквально вгрызается в мои губы. Подавляет, подчиняет, клеймит.
- Ты моя сучка, Та-ня. И будешь давать столько, сколько я захочу и как захочу, поняла?
- Пош-ш-шел ты, - вяло огрызаюсь.
- Вот сейчас и пойду, - скалится он, прикасаясь пальцами между моих ягодиц. - Готова, детка? Многим уже давала в попку?
Его слова немного приводят в чувство. Страх перемешивается с еще более острым возбуждением от запретного действа. Стоит мне только представить, как порочно это будет, как в животе все скручивает спазмом. Я не сдерживаюсь и стону в голос.
- Я задал вопрос! - рычит Семен, но я уже плыву на волнах удовольствия, которое вот-вот накроет с головой. - Таня!
- Нет… Никого… - все, на что меня хватает. И мужчина словно теряет остатки разума - берет какой-то сумасшедший темп. Насаживает меня на свой член. И каждое проникновение я ощущаю все более остро. Я вся прерващуюсь в один напряженный нерв, который уже на пределе. Еще немного, и меня не станет. Прям совсем.
Но за мгновение до Семен замирает, а я разочарованно кричу:
- Нет! Еще!
- Попроси, - мурчлычет этот нахал. - Давай, Та-ня, ты же умеешь.
- Пош-ш-шел ты… - цежу сквозь зубы, изнывая от обломившегося оргазма. Болезненные ощущения от перевозбуждения раздражают, бесят.
- Проси, - рявкает он, накрывая мою шею огромной ладонью. - Проси, сучка. Я тебя в таком состоянии несколько часов продержать могу. Хочешь?
Все, что я хочу в этот момент - кончить. Чувствую его влажный язык на моей щеке. Представляю, как это смотрится со стороны, и, кажется, возбуждение выходит на какой-то запредельный уровень.
- Пожалуйста, - тихо шепчу. - Пожалуйста, Сём…
Я едва успеваю договорить, как он врезается в мое тело, доходит до казалось бы самых глубин, взрывая фейерверком меня и мое сознание. Позвоночник прошивает небывалыми ощущениями. Ни разу я не смогла сама удовлетворить себя вот так - до цветных пятен перед глазами.
Нет. Только крепкий мужской член. Причем член Терехова. Который снова и снова входит в меня, дарит ощущения, продлевает оргазм, вынуждая распадаться на части снова и снова. Настолько, что перед глазами разверзается темная