Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 181
лет твердил мне, что нужно держаться подальше от политики и что безопаснее помалкивать.
– Знаю. Прости. Но Стив не может не раскрывать свой поганый рот. Сегодня это было… уж совсем чересчур.
– Представь, как мы с Айрин себя чувствуем во время таких ссор.
– Тебе он нравится не больше, чем мне.
– Нам придется с ним уживаться. Ради семьи.
– Ага, и ходить к нему в гости, видеть эту фотографию, где он и его деловые партнеры сняты вместе со Шпеером, книжки Мосли и «Протоколы Сионских мудрецов», – буркнул Дэвид. – Не понимаю, как он еще не вступил в чернорубашечники, ему не хватает только этого. Впрочем, тогда ему придется делать физические упражнения и порастрясти свой жир.
– Разве с нас не довольно? – вскричала вдруг Сара. – Разве не довольно?
Она выбежала из гостиной. Дэвид услышал, как она скрылась в кухне и захлопнула за собой дверь. Он встал и стал складывать грязные тарелки и приборы на тележку, потом выкатил ее в маленький коридор. Проходя мимо лестницы, он не смог удержаться и бросил взгляд на ободранные обои в верхней части пролета и в нижней, где стояли маленькие воротца. После смерти Чарли они с Сарой не раз говорили о том, что надо бы переклеить обои. Но – как случилось и со многими другими задумками – ничего не сделали. Через минуту он пойдет к жене, извинится, попробует хоть немного сузить трещину, что разрасталась между ними. Но Дэвид понимал, что никогда не сможет уничтожить ее полностью – с теми тайнами, которые ему приходилось хранить.
Глава 2
Началось все двумя годами ранее, когда обнародовали итоги выборов 1950 года – несколько месяцев спустя после смерти Чарли. Со времени Венгерского банковского краха 1948 года, вызванного истощением европейской экономики из-за бесконечной германской кампании в России, экономическое и политическое положение постоянно ухудшалось. В северной Англии и в Шотландии устраивались забастовки и демонстрации, Индию охватил почти непрерывный мятеж, росло число арестов, совершаемых на основании так и не отмененных законов о государственной безопасности 1939 года. Люди, спокойно воспринявшие мирный договор 1940 года, начали испытывать недовольство, поговаривая, что Британии пора занять более твердую позицию по отношению к Германии и что после десяти лет стоит сменить правительство, дав шанс Черчиллю и Объединенной демократической партии во главе с Эттли. Хотя газеты и Би-би-си кормили народ проправительственной пропагандой, Бивербрук терял популярность; ходили слухи, что ОДП может заметно улучшить свои показатели.
Но когда огласили результаты, выяснилось, что партия потеряла большую часть своих ста мест в парламенте: они отошли к Британскому союзу, фашистской партии под руководством Мосли, усилившейся с тридцати до ста четырех депутатов и присоединившейся к созданной Бивербруком коалиции мира из консерваторов и лейбористов. В итоге Черчилль увел своих сторонников из палаты общин, осудив в своем выступлении «подтасованные выборы в гангстерский парламент». Такой слух витал в коридорах Уайтхолла, хотя газеты и телевидение твердили, что члены оппозиции сбежали, раздосадованные из-за проигрыша. Чуть погодя объединенных демократов обвинили в провоцировании политических забастовок и объявили вне закона. Они ушли в подполье, и вскоре на стенах стали писать их новое название, «Сопротивление» – в честь французского Résistance.
Новое правительство быстро заняло еще более прогерманскую позицию. Согласно Берлинскому мирному договору 1940 года покинувшие Германию еврейские беженцы были возвращены на родину, но английские евреи, несмотря на рост антисемитизма, подвергались лишь немногим ограничениям. Теперь же правительство объявило евреев непримиримыми врагами величайшего из союзников Британии, и в стране частично ввели Нюрнбергские расовые законы. Дэвид просыпался среди ночи в поту, с мыслью о том, что случится, если всплывет его тайна. Все знали, что Германия многие годы добивается депортации на восток английских евреев – последних свободных евреев в Европе, наряду с оставшимися во Франции. Вероятно, теперь этому суждено было произойти. Дэвид понимал, что сейчас как никогда важно не рассказывать никому, особенно Саре, о своей матери-еврейке.
Зато в последующие месяцы Дэвид начал заводить с Сарой и близкими друзьями разговоры на другие темы: про затянувшуюся рецессию, растущее число завербованных в вспомогательные полицейские части особой службы «крепких парней» Мосли, призванных разбираться с недовольными и забастовщиками, про обещание Черчилля поджечь Британию при помощи «саботажа и сопротивления». Естественно, доступа к телевидению и радио Черчилль и его сторонники не имели, зато ходили слухи о тайно циркулирующих грампластинках с речами Черчилля, где он призывал никогда не сдаваться, говорил о «темной тирании, спустившейся на Европу». Внутри Дэвида что-то щелкнуло – после выборов, а может быть, раньше, когда умер Чарли.
Чаще всего он беседовал с Джеффом Драксом, своим старейшим другом. Джефф учился с ним в Оксфорде и поступил в Министерство по делам колоний тогда же, когда Дэвид пришел в Министерство доминионов. Джефф шесть лет прослужил в Восточной Африке, а в 1948 году вернулся в Лондон на штабную работу. Уже тогда он говорил о том, как был потрясен, увидев воочию, что Британия превратилась в жалкое, соглашательское государство, сателлита Германии.
Проведенные в Африке годы изменили Джеффа. На длинном, худом лице под копной соломенных волос проступили новые морщины, уголки плотно поджатых губ печально обвисли. Дракс всегда был склонен к иронии, но теперь сыпал едкими, язвительными замечаниями, сопровождаемыми взрывами лающего хохота. Он рассказывал о своей несчастливой любовной связи с замужней женщиной в Кении, признавался Дэвиду, что так и не смог привыкнуть к этому и завидует упорядоченной жизни друга с Сарой и Чарли. Кабинетная работа в огромном новом здании Министерства по делам колоний, в Черч-Хаусе, ему не нравилась, и, когда они встречались за ланчем, Дэвид ловил себя на мысли, что Джеффу не по себе в черном пиджаке и брюках в полоску, словно он по-прежнему хотел носить мятые шорты и пробковый шлем.
Жил Джефф в Пиннере, неподалеку от дома Дэвида в Кентоне, и утром по субботам они вместе ходили плавать и играть в теннис. Затем усаживались в углу бара теннисного клуба и разговаривали о политике – негромко, поскольку в клубе едва ли нашлось бы много сочувствующих им. Как-то раз, летом 1950 года, – дело было в субботу – Джефф принялся рассказывать о событиях в Кении.
– Там сейчас сто пятьдесят тысяч колонистов, – говорил он с тихим нажимом. – Это чертов хаос. Безработные из Дарема и Шеффилда и их жены клюнули на обещания свободной земли и неограниченного числа работников-туземцев. Для них устроили трехмесячные курсы фермерства, потом раздали по тысяче акров буша. Переселенцы понятия не имели, что это означает для негров. А это
Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 181
