Её била мелкая дрожь, будто холод не просто привиделся ей, а сквозь сон и сквозь кожу проник в её тело и по-хозяйски в нём обосновался. Она шумно выдохнула и опустилась назад на кровать, но сон, единожды её покинув, больше не хотел возвращаться. Розалин, дождавшись, когда за окном забрезжит робкий, ещё еле розовеющий рассвет, переоделась, сложила остатки вещей в свою котомку и присела на край кровати, гадая, когда за ней пришлют стражников.
Солнце поднялось уже над горизонтом, когда в дверь её постучали и из коридора послышались голоса. Инара вздрогнула, будто вовсе и не ждала этого стука, и, перекинув через плечо котомку, направилась к двери.
В сопровождении стражи она спустилась на первый этаж и под грустные вздохи кухарки, поджидавшей её, чтобы передать немного еды в дорогу, уверенно вышла на улицу. Свежий, ещё помнящий ночную прохладу воздух принял её в свои объятья, ветром скользнул по коже и подхватил неубранные каштановые волосы. С ними Розалин никогда не могла сладить — они пушились, завивались в крупные кудри и никак не хотели собираться в аккуратную причёску. Особенно своевольными они становились в дождливую погоду, когда воздух насыщался влагой и пропитывал ею одежду.
Розалин шла к ожидавшей её карете неторопливо, окидывая взглядом высокие стены замка, запоминая каждую неровность, каждый выступающий камень, мысленно прощаясь со своей временной обителью. Даже если она вернётся в Каринэю, в этом замке ей больше не будет места.
— Проклятый герцог… — прошептала она, когда дверь кареты распахнулась и оттуда выглянул Андриан.
На губах его растянулась самодовольная улыбка: ему доставляло удовольствие наблюдать, как инара злится и шепчет себе под нос проклятья. Когда гнев распалял её кровь и приливал румянцем к щекам, она становилась ещё прелестнее и, несмотря на свои скромные одежды, совсем не походила на обычную служанку. Тонкий стан, прямая спина, гордо поднятый подбородок и недовольно поджатые алые губы — она напоминала ему оскорблённую его нахальным поведением знатную девицу.
Он подал ей руку, приглашая в карету, но инара застыла у двери в нерешительности.
— Мы едем в порт вместе?
Он мог бы отправить её к кораблю в сопровождении стражи, запереть её в каюте и не вспоминать о ней до самого прибытия в порт Тэная. Но тогда его путешествие оказалось бы скучным и ничем непримечательным.
— Конечно, — ответил Андриан и, не дожидаясь, когда девушка решится взять его за руку, подался вперёд, схватил её за локоть и бесцеремонно затащил внутрь.
Инара плюхнулась на сиденье напротив, и в глазах её полыхнул гнев, грозя испепелить и карету, и сидевшего в ней герцога. Как только лакей закрыл каретную дверь, девушка сняла с плеча потёртую старую котомку из коровьей кожи, положила её рядом с собой и отвернулась к окну, а Андриан принялся с любопытством разглядывать её милое личико и ладную фигурку.
«Даром, что служанка», — подумал герцог, пытаясь припомнить столь же соблазнительную особу среди знакомых ему северных девиц. Каштановые, слегка вьющиеся волосы инары напоминали Андриану крупную шоколадную стружку. Когда кондитер с выверенным нажимом ведёт по шоколадной плитке ножом, стружка получается длинной и закручивается в большие, красивые завитки.
Каштановые пряди обрамляли лицо инары, подчёркивая красоту её бархатистой молочно-кофейной кожи. На севере загар почти всегда указывал на низкое происхождение, зато южанок солнце обычно не щадило вне зависимости от их статуса и рода занятий.
— Вы на мне скоро дыру протрёте. — Розалин вжалась в сиденье и ещё ближе склонилась к окну, пытаясь скрыться от пристального взгляда герцога, но даже затылком чувствовала, что его ни капли не смутило её замечание.
— Ты совсем меня не боишься, да? — Смелость инары его забавляла, но в то же время и выводила из себя. Ему хотелось сделать что-то ей назло, лишь бы выбить из неё эту южную спесь.
— Самое страшное вы уже сделали.
Андриан рассмеялся в голос.
— Поверь мне, я ещё не сделал ничего страшного. Но если ты не поубавишь гонор, — герцог замолчал, дожидаясь, когда инара наконец взглянет на него, и продолжил, как только их глаза встретились, — жить в моём замке тебе совсем не понравится.
— Мне и так не понравится, — прошептала Розалин. — Ваша Светлость, зачем я на самом деле вам понадобилась? У вас на севере что мало девушек?
У Андриана в груди снова начал разгораться пожар. Каждое слово этой девчонки, словно выпущенная метким лучником стрела, пронзало и поджигало его терпение. И рано или поздно от самообладания герцога могло не остаться ничего, кроме пепла.
— Столь же желанной для меня на севере нет ни одной, — ответил он с коварной улыбкой на губах. Он говорил всего лишь об избранных источником инарах, но назло Розалин сказал это настолько двусмысленно, что щёки девушки вспыхнули от стыда, а дыхание сбилось. Она торопливо отвернулась к окну и замолчала.
Слова герцога отзывались в теле Розалин дрожью и тошнотой. Своим пронзительным взглядом он прикасался к ней, словно руками. Ей хотелось отодвинуться дальше, а ещё лучше сбежать, лишь бы не чувствовать, как Андриан то и дело на неё засматривается. В такие минуты она застывала, как мраморная статуя, и, затаив дыхание, ждала, когда герцогу наконец надоест забавляться.
Всю дорогу до порта Розалин с нарочитым интересом всматривалась в знакомые пейзажи Каринэи. Её родное герцогство прощалось с ней, как и с любым путником, торжественно: почётный придорожный караул из цветущих кустов олеандра и кариссы радовал глаз и источал головокружительный аромат. Он пробирался в карету и наполнял её цветочной сладостью.
Когда они свернули к набережной, с моря повеяло прохладой и солью. Лёгкий бриз игриво подталкивал волны к берегу, и они податливо гладили собою мелкий золотистый песок, ближе к пристани сменившийся крупной галькой.
В тот день в порту Каринэи, как в общем-то и всегда, кипела жизнь, и никому не было дела ни до герцога Тэнайского, ни до инары, которую он вознамерился во что бы то ни стало увезти с собою на север. Как только лакей распахнул каретную дверь, Розалин, схватив свою котомку, выпорхнула на улицу и принялась разминать затёкшую за время дороги шею. После вызывающих слов герцога она ни разу не решилась глянуть в его сторону и, пока они ехали в порт, упрямо смотрела в окно, потому её напряжённые мышцы теперь ужасно болели.
«Новидия», большой трёхпалубный корабль, равнодушно взиравший на них тёмными глазницами пушечных дул, стоял на якоре поодаль от берега, и им пришлось добираться до него на шлюпке и подниматься на борт по заборному трапу. Появление Розалин на верхней палубе было встречено громким улюлюканьем моряков.
— Девчонку не трогать. Она со мной, — велел герцог и, подхватив её под руку, потащил к центральному трапу, ведущему вниз, на среднюю жилую палубу.
Розалин попала на корабль впервые, и для неё всё было в новинку. Она удивлённо рассматривала подвешенные к верхним перекрытиям гамаки, в которых матросам предстояло отдыхать посменно. Возле пронзающих среднюю палубу мачт стояло несколько сундуков с личными вещами команды, а в кормовой части располагались каюты офицерского состава.
