профессора выползли, за штаны держатся. Видно, они маневра не поняли. Профессор по марсологии что-то летуну сказать хочет, но язык его пока что не слушается.
Дым тем временем клочьями расходится, и прямо из-под земли три чудака, все в саже, вылезают, к нам несутся, орут что-то.
— Давай-ка, — говорю третьему профессору, — кончай дергаться и переводи, выдвиженец, отрабатывай халяву.
А тому еще хуже становится.
Вижу: ситуация натурально критическая, и трое копченых уже в упор орут об опасности. И до того проникаюсь ответственностью, что вдруг чувствую: начинаю понимать переднего.
— Нэ чикайте ни трохи, хлопци, а тикайте швыдче до "Спэйсобусу". Омэриканьские космонавьти вже к екстренному стрибку готовяться, и двэри зараз зачиняються.
И на таком ломанном, но вполне доходчивом английском торопливо трещит о происходящих неприятностях.
Сообщили им в Подземный Центр Безопасности, что самолет в воздухе потерял управление и на космодром падает. Только все эти наземные службы перепутали. Не самолет, а три вертолета торжественной встречи по халатности столкнулись в воздухе и рухнули прямо на президентский кортеж, направлявшийся к месту церемонии. Ну, они в Подземцентре обучены, с такой аварией первой категории справились бы запросто, но получили новое сообщение об аварии четвертой категории. Неизвестно откуда прилетевшая ракета пробила защитную оболочку склада стратегического топлива и взорвалась. Направили они к складу мобильный магнитно-пучковой прерыватель горения, но больше ничего предпринять не успели — прорвался вдруг сквозь верхние перекрытия шквал огня непонятного происхождения и в минуту уничтожил Подземный Центр Безопасности. Из всего высококвалифицированного персонала только трое в живых осталось. Но, слава Салу, магнитно-пучковой прерыватель с пожаром на складе справился, президента в "Скорой" в здание космопорта везут, ситуация под контролем, причины аварии выясняются.
Тут пилот бочком-бочком, шасть в кабину, назад сдал, развернулся, и — по газам! Ну, и мы в "Спейсобус" заскочили. Я напоследок хотел летуну помахать, выглянул. А он при разгоне колесом в яму попал, споткнулся, вторую ракету выпустил, и не куда-нибудь, а прямехонько в пучковой прерыватель горения. Больше он разгоняться не стал — нашел, наверное, аварийный взлет. Пока взлетал, трех уцелевших из Центра в пепел опустил, и мне морду опалило. Да видно, израсходовал последний керосин, клюнул носом и к топливному складу направился.
Тут и дверь захлопнулась, и бежим мы звенящими и мигающими переходами, куда стрелочки показывают. До Центрального поста добрались, американцы уже там сидят, кнопки давят, "Спейсобус" трястись начал вроде третьего профессора. Смотрим: еще три кресла свободные есть, только на них чьи-то скафандры аккуратно разложены. Мы их, конечно, на пол — не стоять же на ногах во время экстренного старта. В кресла падаем и — взлетаем, гад буду, натурально отрываемся от Земли-матушки, а-а-а!
Нет, это, кажется, не я ору. Это профессор по венерологии с марсологией в эйфорию впал и чугунной мордой компьютер перед собой крушит. Американцы не реагируют, глаза закрыли, морды под скафандрами бледные. Пали, недоделки, жертвами ускорения! А я и ничего, нормально, происходящим живо интересуюсь, башкой кручу, только щеки по плечам хлопают.
Вдруг внизу как рванет! "Спейсобус" тряхнуло, да так сильно, как будто пендаля с оттяжкой дали.
Профессор по марсологии сразу очухался, оборзел и кричит американской стороне:
— Эй, водила, газку подкинь! Слышь, чайник? Нас, в натуре, "Скорая" и две пожарки догоняют.
— А американский президент из "Скорой" не выглядывал? — спрашиваю.
— Не выглядывал, — цедит он сквозь зубы презрительно, вроде, как я у него про президентскую задницу спросил.
Ну, я за ихнего президента порадовался. Значит, успели бедолагу в космопорт доставить. Мужик-то он, видать, неплохой, с понятием: как о полете разнюхал — сразу Маринке позвонил. А насчет скорости Кувалдолог прав: добавить не мешало бы. А то вон даже бетонная летающая тарелка, хоть и кувырком летит, а нас, как стоячих, делает.
Вообще-то, я себе отлет не так представлял. Думал, ихний президент всем руки пожмет, календарики с голыми девками подарит. Кордебалет вприсядку спляшет, оркестр наш новый гимн: "Протопи ты мне баньку по-белому" завернет. Было бы о чем рассказать потом институтскому плотнику. Ну, да ладно… Главное — летим, значит, завтра не надо на работу идти. Отдохну, как следует, после сегодняшней беготни и нервотрепки…
Тут я совсем уж успокоился, скафандр с пола поднял, укрылся и задремал.
4
Проснулся я оттого, что нехороший сон увидел: будто у меня ноги из головы растут. Глаза открыл, голову ощупал, нет, вроде бы, все на месте, а вот американцы почему-то вниз головами по потолку ходят.
Что за ерунда, думаю, и тут врубаюсь, что ходят они нормально, там же, где мебель стоит, а меня с двумя профессорами на потолок закинули. Неприкрытая, в натуре, дискриминация.
Других недружественных актов они пока не предпринимают: ходят, в приборах ковыряются, уже и скафандры поснимали, и один из них, между прочим, баба. Натуральная баба, вот она морду задрала, и морда ничего такая: не рябая, не квашенная. На меня смотрит, улыбается, говорит что-то и на свой ботинок показывает. А ботинок огромный, она в нем, как фикус в кадке, растет.
— Пинать будут, отморозки, — шепчет за спиной профессор по марсологии, а другой профессор молчит, но привычно дрыгается.
Тут и два других американца откуда-то снизу груду ботинок выгребают, тяжеленных таких же, и начинают ими размахивать.
— Нет, — говорю, — будут обувью с потолка сшибать, волки позорные. За то, что мы им торжественный старт сорвали.
А американцы что-то нам вкручивают, но что — я понять не могу, как ни напрягаюсь. Наверное, потому что острой опасности не чувствую.
Они изумленно переглядываются, и вдруг эта тетка ботинки хватает, нагибается, на носке своего ботинка шарик трогает и так это плавно к нам воспаряет, и ботинки протягивает. А у них на носках точно такие же шарики заделаны!
Тут я все усек, не надо и профессором быть. Ботинки напялил, на шарик нажал, и — камнем вниз, мордой об пол. Следом коллеги рухнули, причем, марсо-венеролог очередной прибор размозжил.
Но американцы ущерба как бы не замечают, на счетчик и на хор профессора не ставят, наоборот, помогают подняться, в кресла усаживают и сами напротив садятся. И старший их, тот, что у пульта во время экстренного старта в обмороке лежал, начинает манипулировать клавишами.
Из стола компьютеры выдвигаются, из кресел наушники выстреливаются, прямо как в Президентской резиденции. Культурный профессор на всякий случай съежился, удочкой прикинулся, да и профессор по марсологии тоже притих.
— Судить, что ли, будут? — шепчет. — Давай, защищай, братила, ты по-ихнему ботаешь. На летуна вали — все равно в бегах, так
