красивым, спокойным лицом и короткими соломенными волосами. А Анна вспомнила те же черты – но искажённые звериной злобой, вспомнила улыбку, обнажающую зубы в оскале. Боль заломленных до хруста рук, тяжесть навалившегося тела... И ещё боль. Там, внизу, сначала от грубых пальцев, а потом – от его чресел. И кровь, бегущую по бедру. И, после – удары, обжигающие один за другим спину, плечи и ягодицы. Боль, боль и боль.
В бордель он приходил в мирской одежде, сейчас был облачён в наряд послушника.
Нет!
Не может быть!
Он – служитель Триликого?! Почему?!
– Меня зовут Юлиан, брат Мартин, – вежливо кивнул мучитель, удостоив Анну лишь короткого взгляда. – Я сын пастора Александра. Кто ваша спутница? На сестру по служению она не похожа.
– Эта барышня – Анна. Она будет сестрой по служению, – отозвался монах. – Но её историю я если и расскажу, то позже. Хотите – расспросите её сами. Меня сегодня ждут совсем другие дела.
– Да, конечно, – Юлиан кивнул. – Ваши дела безотлагательны. Но сначала – я хотел бы увидеть ваш знак.
Монах молча достал из-под рясы Трипутье, показав его сыну пастора. Тот тут же отступил в сторону, пропуская их внутрь. Брат Мартин, видя, что Анна медлит, чуть двинул головой, показывая, чтобы она вошла первой.
Секунду девушка медлила, борясь с дрожью в ногах. На Юлиана она старалась не смотреть – зато чувствовала на себе его взгляд. Наконец, решившись, быстро проскочила дверной проём – так, словно сквозь огонь рванула.
– Кто это, сын? – послышался голос из глубины помещения. Анна оказалась в притворе – переходе между улицей и нефом, основной частью церкви. Дверь напротив была открыта, и в проёме стоял пастор Александр – лысеющий старик в чёрном одеянии, с подсвечником в руке. Взгляды Анны и пастора встретились. – Блудница!
От его резкого крика девушка вздрогнула, ноги подкосились, но равновесие она всё же удержала.
Вот и всё. То, чего Анна боялась, произошло. Неужели Третий думает, что она отмоется от этого клейма? Из глаз сами собой брызнули слёзы, и она, скукожившись, закрыла лицо плащом. Хотя бы так укроется от своего позора.
– Что же ты делаешь, сын?! – кричал тем временем пастор. – Тебе мало слухов, мало сплетен?! Эти прошмандовки уже сами идут к тебе?! Сюда, в Дом Триликого?!
– Сейчас не лучшее время обсуждать это, отец, – медовым голосом отозвался Юлиан. – Блудницей и прошмандовкой ты назвал нашу будущую сестру по служению. И пришла она не одна.
– Плеть?! – услышала Анна крик пастора – и тут же замерла в ужасе. Брат Мартин, видимо, вошёл в притвор, и тут же его назвали этим ужасным прозвищем. Что же будет?
Ничего не случилось, Третий просто хмыкнул и спокойно произнёс:
– Слава Триликому, брат мой.
Не удержавшись, Анна открыла лицо, увидела, как пастор удивлённо хлопает глазами. Наконец, он тяжело вздохнул и выдавил:
– Так было, так есть и так будет. Я уже боялся, что вы не успеете, брат.
– Брат Мартин, – подсказал монах. – Мне жаль, что не смог явиться раньше, но путь был неблизкий. И даже то, что я был в Нироле, когда прилетел ваш голубь – это провидение Триликого, не иначе.
– Я понимаю, – пастор кивнул, шагнул в сторону, давая пройти. – Входите. Входите скорее.
Первым в неф, всё так же улыбаясь, вошёл Юлиан. Он выглядел отстранённо и очень благочестиво – и у Анны из-за этого возникло сильное желание плюнуть в его лицо. Уж она-то знала, где маска, а где – его отвратительный истинный облик.
Третий скользнул в дверной проём следом за Юлианом, после вошла уже Анна. Пастор вдруг придержал её, тихо спросил:
– Как тебя зовут, дитя?
– Анна, – растерянно отозвалась девушка.
– Я приношу извинения, Анна. То, как я назвал тебя – ужасно. Как и сцена, что вы с братом Мартином увидели после. Надеюсь, ты сумеешь меня простить?
Она вздрогнула, бросила на старика испуганный взгляд.
– Нет, не извиняйтесь! – выпалила девушка. – Я… Я, знаете…
Нужные слова упрямо не находились. А потом – послышался голос брата Мартина, эхом отразившийся от сводов пустого нефа:
– У меня есть план на эту ночь. Им я и займусь. Всё, чего я хотел бы – пять минут наедине с моей спутницей.
Анна бросила на монаха удивлённый взгляд, но его будто из камня выточенное лицо совершенно ничего не выражало. Чего он хочет от неё? Ей… Ей ведь нечего бояться?
***
Анне пастор выделил комнату церковной служанки на первом этаже – та всегда ночевала дома, поэтому было свободно. Комната оказалась тесной, вмещала только шкаф, маленький стол и узкую кровать. Матрас оказался жёстким – жёстче, чем в борделе, но всё же – лучше. В тысячу тысяч раз лучше.
Завернувшись в одеяло, она даже почувствовала себя в безопасности. Что всё страшное – позади. Что жизнь – начинается заново.
Пастор дал ей новую одежду – из отложенной на пожертвования. Приличное платье до щиколотки, с закрытыми плечами, исподнюю рубаху, шаль и даже плащ. Всё было старым, потёртым – но это была приличная одежда. В ней можно было чувствовать себя... не грязной.
Правда, уснуть она так и не смогла, и просто молча смотрела в потолок, вспоминая остаток дня. Оказавшись в комнате наедине с братом Мартином, Анна опять ужасно разбоялась – слишком уж неприятные воспоминания начинали всплывать.
– Можешь снять плащ, – сказал ей монах. И, когда она послушалась, добавил. – И платье тоже.
Анна испуганно замерла.
Как?!
Неужели?!
Тело застыло от накатившего ужаса, мысли в голове словно замерзли, и отчаянно билась только одна, раз за разом: «Неужели снова?»
– Я должен осмотреть твою спину. Следы ударов. Целиком раздеваться не нужно.
Анна не сразу поняла, что он сказал. А когда поняла, всё равно не смогла успокоиться. Её била дрожь, внутри всё сжалось. Но она кивнула и, повернувшись спиной к монаху, развела в стороны лямки платья, опустив его до пояса, откинула через плечо волосы, чтобы не мешали. Прямо перед лицом у неё было высокое церковное окно – витраж с изображением Триликого. Все три Лика смотрели на неё – мудро и ласково.
– Я должен видеть все следы, Анна, – сказал брат Мартин. – Тебе не нужно меня бояться. Я тебя никак не обижу.
Кажется, в его голосе впервые
