с жалом Скорпиона и поросячья морда с торчащими до глаз клыками. Лошадиные уши воинственно торчали вперёд, а порождение хаоса издала отрывистый переливчатый визг, бьющий по перепонкам не хуже дубины. Лев одним прыжком преодолел расстояние до меня и повернулся к химере мордой, прикрывая меня от врага. Химера была настроена добраться до меня, она кружила в воздухе, пытаясь обойти моего нежданного защитника. А тот, в свою очередь всегда оставался между мною и химерой. Летающей твари надоело бездействие и она пошла в атаку, увернувшись от сильного удара лапой, она вцепилась в плечо льва, тот взревел и сбросил гадину на землю, та перекувырнулась и встала на все четыре лапы, уступая Льву в росте и стати, но не уступая в ярости и силе.
Последующий бой я запомнила слабо, когда клубок сплетенных тел с рычанием и визгом, бьющим по ушам, наконец, распался, я смогла увидеть, что химера повержена, она была откинута львом и не подавала признаков жизни. В этой груде мяса, вообще ничего нельзя было опознать.
Сам защитник тяжело шёл ко мне и, не пройдя и половины пути, рухнул на каменные плиты. Я помедлила, даже тяжелораненый лев, представлял собой серьёзную угрозу. Я осторожно подошла к лежащему на боку хищнику, он силился приподнять залитую кровью голову. Лев был покрыт царапинами и ссадинами, а самая серьёзная травма была на груди: вывернутые рёбра и рана из которой толчками выходила кровь, она уже собралась лужицей у его массивных лап и толчки стали реже и тише, как и дыхание зверя. Он больше не пытался посмотреть на меня, а тихо лежал и готовился умирать.
Не сдерживаясь, потекли слезы, и я заморгала, восстанавливая зрение. Когда я дотронулась до льва, он не пошевелился. Тогда я с чувством обняла его за лобастую голову и повернула её к себе, мягкая чёрная грива щекотала мне руки. Зверь с усилием открыл глаза и посмотрел в мои.
— Пить…, - услышала я в голове, — дай воды…
Я засуетилась, единственный доступный мне источник воды — это заброшенный фонтан, туда я и побежала, ладошками зачерпнула сколько вместилось необходимой жидкости и понеслась обратно, аккуратно влила воду между клыками, а лев с благодарностью лизнул мои руки своим огромным языком. Я повторила вояж и ещё, и ещё. Лев пил, но лучше ему не становилось. На пятом круге, споив ему воду, я вновь обняла его за голову и посмотрела в глаза:
— Прости, — отчётливо подумала я, — я не знаю как тебе помочь.
Ответ пришёл незамедлительно:
— Просто будь рядом…
И тут я проснулась, вся в слезах и все такая же старая. Приютившая меня старуха усмехнулась и продолжила скоблить непонятно откуда взявшуюся свежую шкурку лисы, может, пока я спала- она проверяла свои силки? Уютно трещал огонь в печурке, а свет давала масляная лампа, за окном была ночь и завывал ветер.
— Ты что ж, думала, что все по настоящему? — старуха испытующе взглянула на меня, я покачала головой, ко мне пришло отчетливое понимание, что это был лишь сон. Но последние слова моего защитника до сих пор звучали в ушах.
— Не бывает так, деточка, — сказала старуха, — счастье нужно заслужить.
Я выпучила на неё глаза, почему она называет меня так, будто мне двадцать лет, когда я выгляжу старше неё.
Старуха правильно поняла мой недоуменный взгляд:
— Что ты смотришь? Думаешь я не вижу, что на тебе проклятье? Вижу и очень отчётливо, нашла кому дорогу переходить, Богине!!! Девка неразумная! И ведь помрешь, прежде, чем сможешь заслужить прощение.
Я жестами попросила блокнот с ручкой, старуха кряхтя притащила заскорузлый огрызок карандаша и рваный листок бумаги:
— Как заслужить прощение? — вывела я неверным почерком.
Прочитав, старуха посмотрела чёрными, как тьма глазами и произнесла:
— Дура ты! Богиню Жизни только любовью умаслить можно. Как поправишься, в храм иди, после обряд проведём, спросим, какое земное средство тебе помочь может.
И она отвернулась от меня, дав понять, что разговор окончен.
Поправлялась я долго, старая голова все болела и болела, даже когда от раны уже ничего не осталось, меня продолжали мучить головные боли. Слабость я смогла превозмочь только на третьей неделе лечения у травницы. Именно так называл окрестный люд приютившую меня женщину. Она жила в лесу так долго, что и сама уже не могла вспомнить сколько. Откуда она пришла никто не знал, а она не рассказывала, но помогала всем желающим. Избушку травница заняла пустующую, раньше это был охотничий домик одного из мелких аристократов, но после того, как она поселилась там, больше никто не претендовал на это жильё. Да и охотится стали милями двадцать южнее, чтобы лишний раз не встретить согбенную фигуру в лохмотьях.
На мой вопрос о её настоящем имени, старуха пожевала губами и ответила:
— Настоящее не скажу, я его уже и забыла давно, называй меня Кайра.
Так я и стала делать.
Глава 4
Дни тянулись один за одним, Кайра продолжала лечить меня также, как и всех страждущих, приходящих к ней днём. А вечером она чинила утварь, проверяла силки и развлекала меня байками, о своей жизни, легендами о богах и свойствах трав.
Я слушала и начищала многочисленные котлы, и готовила пищу на утро. Зимние холода сменились ранней и тёплой весной. Прошло не менее трёх месяцев, прежде, чем Кайра вновь заговорила о Храме.
— Гонит тебя туда судьба, не юли, — сказала она твёрдо, однажды утром, поймав меня на перетаскивание дров. Травница категорически запретила мне подымать что-то тяжелее кошки. Кстати, о кошках, лев больше не появлялся ни во сне, ни наяву, я могла только гадать выжил ли он.
Кайра отобрала у меня связку дров и подтолкнула к дому — переодеваться.
Я натянула своё единственное уцелевшее платье, то, в котором я была в тот далёкий день, и положив неизменный блокнот с карандашом в карман юбки, пошла по проторённой тропке в ближайшее село. От Шурана оно отстояло миль на двадцать, Войрен не поленился увезти "труп" подальше от своего дома, а я больше не стремилась в этот большой город, так как ни документов, ни денег у меня не было. Я была абсолютно нищая и одинокая немая старуха. Одна радость, что храмы Богине Жизни ставили во многих сёлах и деревнях, так что не надо было ломать голову, как до него добраться.
Храм вынырнул неожиданно, стоило мне только выйти из леса. Похожее на половинку яйца, здание символизировало неразрывность жизни и вечную круговерть судьбы.
Традиционно в храме
