без мужчин тоже… – с довольным видом произнес монах.
Ярмарка, о которой говорил батюшка, проводится ежегодно с 15 июля до конца августа.[45] Когда-то центром торговли была ханская Казань, и, завидуя ее успеху, царь Иван III[46] основал свой торг в устье Суры, вблизи деревни Васильсурск[47] и нынешнего Черемисского монастыря[48]. Вскоре эту ярмарку перенесли к Макарьеву монастырю[49], приблизительно в 70 км от Васильсурска. Ее небесным покровителем считается Святой Макарий[50]. Один нижегородский француз, с которым мне довелось познакомиться, называет его Святой Робер Макер, поскольку неоднократно бывал обманут армянскими и персидскими купцами.[51]
В 1816 г.[52] пожар полностью уничтожил торговую площадь Макарьева монастыря, но в 1822 г. было построено 2500 новых лавок[53] на удачно выбранном месте в Нижнем Новгороде.
Ярмарочная площадь представляет собой прямоугольник 1700 на 1000 м, состоящий из нескольких перпендикулярных аллей. В середине находится бульвар, обрамленный ивами, в конце которого возвышается большой собор[54], а напротив – здание губернской администрации. Вокруг площади была создана система каналов, из которых можно брать воду в случае пожара. Весенние разливы Волги и Оки приносят немало бедствий, и казне приходится ежегодно выделять много средств для обустройства торговой площади, ремонта старых и строительства новых зданий. Правда, все это затем компенсируется: говорят, что сдача в аренду ярмарке пяти тысяч лавок приносит казне один миллион франков, выручка от торгов составляет в среднем пятьсот пятьдесят миллионов франков, а численность приезжающих на это мероприятие достигает четырехсот тысяч человек[55].
Накануне открытия ярмарки в Нижний Новгород съезжаются торговцы из России, Сибири, с Кавказа, Туркестана, Персии и даже из Китая и Индии. В этот период навигация на Волге становится очень интенсивной, в город прибывают доверху наполненные товарами суда, приезжают представители крупных негоциантов из больших российских городов. Торжественное открытие ярмарки происходит в день Св. Макария в присутствии архиепископа, губернатора и городских властей, производятся моления, поются гимны, над храмами вывешиваются флаги. Согласно народной примете, если они свободно полощутся по ветру, то ярмарку ожидает успех, а торговцев – большая прибыль, если же нет, значит, Св. Макарий чем-то недоволен. Когда я заметил одному мужику, что дело тут просто в ветре, то вызвал у него искреннее возмущение.
Своего апогея ярмарка достигает к 1 августа, так как с каждым годом опоздавших к ее открытию становится все больше. В эти дни жизнь в городе, особенно в торговом квартале, становится крайне напряженной, улицы заполняются людьми и повозками. Хотя ярмарка формально считается русской, на самом деле она интернациональна. Для каждого товара отводится отдельный квартал. Чего здесь только нет! Плиточный чай из Кяхты, тюменские и сибирские рогожи, роскошные мервские и тегеранские ковры, бухарские шелковые и киргизские шерстяные ткани, каменная соль из Илецкой Защиты[56], оренбургские шали, бакинская нефть, астраханские кожи, туркестанский хлопок, сибирская пушнина… Более всего пользуются спросом сукно, шерсть, хлопок, металлы, меха и шелка, из русских товаров чаще покупают железо, чугун и нефть, заключают контракты на аренду речных судов, из импорта популярны чай (ежегодно его закупается в среднем на 55–60 млн франков), лекарства и краски (12–13 млн франков), продукция из Хивы и Бухары (12–13 млн франков), Персии (10–11 млн франков) и Европы (11–12 млн франков).
Лучшие лавки располагаются в здании губернской администрации[57], построенном в 1890 г. В нем находятся губернатор и ярмарочная контора, полиция, государственный банк, почта и телеграф, экспонируются удивительнейшие предметы роскоши, произведения художников и ювелиров, выигравших столько Гран-при на Всемирной выставке 1900 г.[58] Екатеринбургские золотых и серебряных дел мастера продают здесь изумительнейшие уральские камни – турмалины, топазы, изумруды и бериллы, персы торгуют бирюзой и аметистом, крупнейшие ткацкие фабрики Москвы представляют изящные ткани скромной расцветки, бухарские и ташкентские купцы – чудесные шелковые полотна, нередко ослепительно ярких цветов.
В 1900 г. я в качестве журналиста освещал русскую экспозицию на Всемирной выставке[59] и позже встретил нескольких ее участников на нижегородской ярмарке. Двое из них – самаркандский и бакинский торговцы – угощали меня ориентальными сигаретами[60] и приглашали отведать свои национальные блюда, зная, что я до них большой охотник. Любезность, с которой обхаживали меня в Нижнем Новгороде эти два купца, подтверждала, что в Париже они неплохо на мне заработали.
Про самаркандца я знал, что тот хитрит с бухгалтерией, а у бакинца мне в Париже пришлось покупать персидскую мануфактуру и ковры. Вопрос о цене заставил его надолго задуматься.
Нижний Новгород
– Триста рублей! – наконец выдавил он из себя.
Я в ответ предложил ему сто пятьдесят целковых, вызвав у продавца приступ негодования. Скрипя зубами, он попросил двести девяносто, но когда я молча направился к выходу, то скинул еще пятак. Однако я продолжал стоять на своем – сто пятьдесят, и точка! Продавец был вне себя от возмущения и наконец, предложил мне всякий раз добавлять к своему условию пять рублей, а он в ответ на столько же будет снижать свою цену, в результате мы постепенно сможем договориться. Я в свою очередь заявил, что приобрету эти вещи, только если цена на них будет реальной. Мы, как это принято на Востоке, спорили уже битый час, и когда он понял, что я сейчас уйду и больше не вернусь, то воскликнул:
– Ну, диржи, диржи, бири, грабь меня, о шайтан!
С этими словами он швырнул мне в лицо мои покупки:
– Забирай сибе и скатерть, и падушку. Ти хочишь миня разарить, я это сразу понял! Ну и подавись ти сваим кавром!
И в тот же миг этот предмет пролетел над моей головой.
Разозленный купец забился в угол, отказавшись помогать мне упаковывать товар, и, всхлипывая, принялся пересчитывать мои деньги. После этого случая он часто попадался мне на рынке, умоляя что-то купить у него: значит, сей плут все же не остался тогда внакладе, и, несомненно, намеревался провести меня опять. Однажды он предложил мне бирюзу.
– Она настоящая? – поинтересовался я, равнодушно перебирая камешки.
– О-о-о! – воскликнул он с возмущением. – Абижяешь, дарагой! Канечно, канечно, все, все настаящие!
– Жаль! Мне нужен всего лишь один, для подарка, и поэтому вполне устроит дешевенькая подделка.
– О-о-о, дарагой! – продавец не догадался, что я его разыгрываю. – Здесь пално таких!
Все бухарцы, хивинцы и киргизцы ежедневно посещают мечеть[61], моля своего Магомета помочь им перехитрить русских. Один из них даже как-то признался мне, что жульничать, конечно, плохо, но если мусульманин обманет христианина, то это не считается большим
