Организм у меня был хороший и нервы железные — наелась, отмылась, и выспалась за оставшиеся шесть часов, как из пушки застреленная. Ни кошмаров, ни метаний. Утром позавтракала, взяла на обед пакет с сухарями и поехала на работу.
Ожидания меня отпустили уже сегодня, и я не выглядывала Безымянного на том же месте в то же время, когда вышла на остановке. Не придет он снова. Вообще странно, зачем его занесло в этот край вчера? Что, стайку собак распугать, и все? Сделала несколько шагов, как услышала, что на соседнем проезде что-то творится. Любопытство сильнее, пришлось вернуться и пойти посмотреть.
В Трущобном и на участках еще жили люди. Да, заброшка, да, далеко до транспорта и магазина, но старикам еще хуже, чем нам, выбирать не приходится — где жить. Вот я и увидела собрание из одного местного деда, двух коллег и Агни. Так горячо что-то обсуждали, что не услышать их и еще на несколько проездов в стороны невозможно было. Дальше стояла машина отлова — автомобиль службы охраны с крытым кузовом и куцой кабиной на два человека. Маленькие колеса, низкая посадка, внутри кузова клетки — и все опять же противно ржавое. Про отлов слова нет, даже Медичка вчера приезжала — та еще колымага. Нет у города денег. Нет. Золотой район жирует, а мы…
— Я из ума не выжил, я знаю, что видел! У меня глаза еще зрячие!
К толпе подходить не стала. Что интересное, то само до слуха донесется, а вклиниваться и общаться не хотелось. Обошла, махнула рукой Агни, которая единственная меня заметила, и приблизилась к двум мужчинам. Они склонились над чем-то у забора.
— Ща вырвет… вот же дрянь…
Эта «дрянь» была здоровенной собакой. Труп — с белой шерстью, длинными лапами и огромной башкой. Отлов собирал падаль, это тоже их часть работы, и им не привыкать. Но я увидела, отчего их движения были так брезгливы, отчего они отворачивали лица и с отвращением перекладывали это в мешок. Труп сочился черными сгустками, как будто был наполнен нефтью и ртутью, воняющими как самые последняя стухшая рыба. Животное не настоящее… Не собака, а тварь. Не тот ли белый мурай, что возглавил стаю и напал на женщину, перегрызя горло, сожрав руки и лицо… Я живьем не видела, но и слухов о подробностях хватило, чтобы мутило от одного только представления, что с ней сделали озверевшие животные.
— Уволюсь… третий труп, все одинаковые… бл… и откуда их столько, породу давно запретили — один сотрудник сдерживал брань и рвотные позывы. — Еще сигнал у Краюшки, тоже говорят — мурай…
И тут меня осенило!
Вот, что забыл в Трущобном районе Безымянный! Это его работа! Люди не справлялись, а он пришел. Потому что тут уже не человеческие силы, а магические, демонические, потусторонние — не важно! И только Грим может им противостоять. А права Мари, нечего списывать все беды на Черного Колдуна, только потому что он черный.
Новенькая на работе не появилась. Сегодня прямо с утра по цехам с проверкой прошел начальник «Шкур», придрался практически ко всему, даже Агни что-то высказал, настолько у него не задалось настроение. А меня обогнул.
Я помню, как пришла устраиваться. Выбрала куда пойти, потому что объявление увидела, а работа нужна. Валентайн не знал в какую сторону смотреть, чувствовал себя в своем углу на своей же территории неуютно и явно сбивался с вопросами. Ему так сильно хотелось избавиться от моего общества, что он отказал буквально через минуту разговора. Я, в шутку, возразила: «Не, не уйду. Мне нужно место, и я буду работать здесь, я вас выбрала». А он вдруг заерзал и закивал: «Ладно, ладно, испытательный срок, а там Агни посмотрит и решит». Вот она великая сила красоты! Ну, еще и самоуверенности.
Я нормально работала, не халтурила, ко мне никаких претензий. Он еще не ушел из цеха и я бросила ему в спину:
— Мне нужно уйти в обед на пару часов.
Ваниль, так все работники называли начальника за глаза из-за сладкого, не мужского парфюма, обернулся коротко и закивал. Посмотрел внимательно на стопку заготовок к прошивке и буркнул:
— Норматив, главное, к концу смены сделай. А так — иди.
Когда ж мне он отказывал? Да никогда. Подозреваю, что за такое влияние половина теток пылала ненавистью и могла бы даже пустить слух, что я его любовница и потому такие поблажки, но с моим лицом и его робостью было бы глупо это утверждать. К тому же, я не наглела — не получала больше остальных, это Агни подтвердит, и никогда не злоупотребляла просьбами, если на самом деле не было очень надо.
А мне надо!
Я решила днем добраться до кладбища. Не только в гаражах я слышала, что месяц назад могильщик своими глазами видел Безымянного. Еще и в трамвае сплетней словила, что тот его не только в октябре, а вообще чуть ли не каждый месяц встречает на могилках. Списали на пьяные глюки мужичка, и желание славы, чтобы было, о чем болтать и клянчить горячительное. А ну — все правда? Мне раньше на таких свидетелей все равно было, но не теперь.
Я захотела отыскать Безымянного.
Может, и вправду влюбилась. Может, хотела побольше прикоснуться к тайнам нашего проклятого города и убедиться, что Грим не источник зла, как все про него говорят, а благородный мститель, спасатель, и вся его чудовищность направлена на борьбу со Слугами. Если он и бывает зол, то пылает праведным гневом. Развезло меня от прошлой встречи, думалось, что ничто не случайно, и сердце всякий раз екало, как вспоминала резкое худое лицо. Вот какого ляда мне так вдруг хотелось еще хоть раз почувствовать на себе его взгляд? Мечтать о том, что я взаимно запала ему в сердце, конечно, можно, но сидеть и ждать, когда он сам меня снова найдет, — точно не для меня.
Могила
До кладбища добралась на трамваях — на «единичке» докатила почти что до дома, только вышла на две остановки раньше привычного, чтобы пересесть на лучевой маршрут. Гулять пешком — не те сапоги, да и время жалко.
У за два дома до ворот зашла в маленький продуктовый: купила еды и бутылку крепленого вина, прихватив на случай и пол-литровую мутную бражку покрепче. Хотела свидетеля задобрить и разболтать. Главное найти, и чтобы он был вменяем.
Пока шла до низкого в один этаж здания из красного кирпича, бросала взгляд на могилы, ободранные зеленые венки из материала, похожего на пластик, и на плешивость земли. Тут вообще ничего не росло. Песчаная почва, одни блеклые белесые колючки, и все. Покойники здесь не гниют, а высыхают, наверное, как мумии.
За оградой вдалеке виднелась гряда леса, тут он был не серо-осиновый, а коряво-сосновый. Сосны не мачтовые и величественные, а скрюченные и больные, совершенно лысые с северной стороны и жидко хвойные с южной. Тоска, а не лес. В городе и так ходить некуда, но даже и погулять на природе с такой природой не тянет.
С другой стороны, вдалеке заметила машину похоронной службы. Такие у здания стояли на участке в количестве четырех, ездили до больницы или до городского морга, или, если кто тихо дома помер без криминала, до жилых кварталов, забирая покойников и доставляя на последнее место пребывания. Их «Лодочками» называли, за вытянутую форму. Больничные Медички тоже — прозвание, официально они по другому назывались. Народ для краткости и понятливости придумал, так к языку и прилипло: медички, лодочки, у пожарных — гасители, здоровые такие водовозы блекло-оранжевых цветов.
