– Не отдашь? – прошипел Нестор и двинулся к Елене.
Та не дрогнула ни ликом, ни телом. Смело глядела на огромного своего дядьку, злого, как кабан-подранок.
Влас едва успел вскочить с лавки, как Нестор замахнулся и ударил боярышню по лицу: наотмашь, сильно да мощно. Та прикрываться не стала, рухнула на пол, ударившись головой о стену. Но разума не утратила!
– Давай, лиходей! – вскочила на ноги, – бей еще! Все одно, ничего не добьёшься!
Лавр бросился защищать сестру, но был пойман крепкой рукой Рыбьего глаза и прижат к стене. Пытался парнишка кусаться, но пойди, вырвись.
Нестор замахнулся наново, но тут Влас громыхнул о стол пудовым кулаком: мисы да блюда звякнули, иные и на пол полетели.
– Не тронь, – и вроде голоса не повысил, а будто прокричал. – Инако моего кулака отведаешь.
– Власий Захарыч, так дурит девка-то! – не унимался Нестор.
– То уже не твоя забота, – молвил и пошел к боярышне, что утирала рукавом нарядного летника кровь с виска, примечая, как обезголосевший от изумления свадебный дружка Пётр поднимается и идет за ним.
Влас встал меж Еленой и Нестором, выпрямился и опять заговорил:
– Ежели ей так брат надобен, отпусти проводить сестру. Довезет до Сомовки честь по чести, венчание узреет. А уж потом и обратно. – Влас ответ-то Несторов знал, но решил дуриком прикинуться.
– Полно тебе, Власий. Как же отпустить? Чай боярич Зотов, не безродный какой. Его место в дому родительском, – глаза Нестора блеснули злобой, и все поведали Власу: не отпустит от себя ни на шаг, беречь станет, но и жить парню долго не позволит. Отравит или еще чего удумает, но богатства Зотовского из зубов не выронит.
Влас крепко ухватил Елену под локоть, к себе притянул, не глядя вовсе на то, что девушка пытается вырваться.
– Как знаешь, Нестор, как знаешь, – Влас покивал. – Поедем нето. Теперь-то за столом сидеть не отрадно. Вон невеста вся кровью умылась. Возок-то ее готов? Приданое сложено? И кого ей в провожатые дашь?
А тут Елена закричала:
– Не поеду без брата! Не поеду! – и рвалась, как шальная из рук Власа.
– Еленка! Еленушка, сестрица! – заверещал Лавр, дергаясь в руках Рыбьего глаза.
Власию уж очень хотел отпихнуть сварливицу, но не стал: помнил отцовский наказ увезти Елену, да и приданого хотелось. Понимал боярич – оставит девку, так кто потом будет порукой подросшему Лавру? Нестор костьми ляжет, а не признает Зотовского наследника. Без Еленкиного слова грош цена всем задумкам боярина Сомова.
– Уймись, – увещевал, да без толку.
– Не поеду! Хучь убей, а не поеду! – и глазищами высверкивает.
– Добром не пойдешь, силой увезу, – пугал Власий.
– Не поеду! – упрямилась Еленка.
– Так значит? – Влас едва зубы не раскрошил, так челюсть сжал, сдерживаясь. – Сама потом себя виновать за позор.
Подхватил девку и на плечо закинул. Пока шел через богатые сени, думал спины лишится! Так царапалась бесноватая, так кулаками молотила, что едва кафтан нарядный не исполосовала.
Народу на подворье собралось множество, и все гомонят, все шепчутся. А боярышня брехливая все блажит, все рвется.
Пока Влас тащил непокорную, успел заметить, что ни Прохи, ни Ерохи на дворе нет, а стало быть, полезли за Лавром. Возок заприметил невестин, в нем уже сидела та красавица, что видел он по приезду. Сама бледная, губа румяная закушена едва не до крови.
– Лавр! Лавруша! Братец!! – Елена рвалась, кричала.
Шепотки громче стали. Вот баба одна охнула, запричитала:
– Братца жалеет, сердешная… Ить даже проститься не вышел, сиротинушка.
– Неська-ирод не пускает. Ох, как убивается, бедная. Жених-то, глянь, увозом увозит. Не иначе поколотит, – вторила первой другая бабенка. – Еленушка, голубка, ты стерпи, стерпи!
Влас шел и раздумывал, куда невесту нести? К возку? Так вырвется! Решил с собой верхами сажать.
– Сенька! – Новик проворно коня подвел и Влас вмиг в седло взобрался, усадил Елену перед собой и голову ее прижал к груди, чтобы крики ее унять.
Пока коня выводил из ворот – употел: Елена из рук рвется, народ в спину шипит и зубоскалит. Такого позора еще не стяжал Власий Сомов. С того освирепел и гнев свой излил на нее, на змеищу с глазищами.
– Уймись по-хорошему, брехунья, инако шею сверну на сторону, – Влас и сам шипел не хуже змея.
Десяток его за ним ехал в молчании и изумлении. Влас спиной чуял взгляды ратников своих, разумея, что сам он в этом циркусе вовсе не героем смотрится, а насильником.
Прижал Еленкину голову еще крепче, а сам принялся указывать:
– Вадька, опричь возка держись! Ты, Леонтий с ним. Поглядывайте там! – крикнул и порадовался, что после позора такого, его все еще слушаются. – Кешку ко мне и Василия!
Пока ратные наказы боярича выполняли, Елена извернулась и укусила Власову ладонь. Да больно так, аж до искр в глазах.
– Ах ты, гадюка! – не стерпел Влас.
– Постылый! Справился, да?! С девкой справился?! – ругалась боярышня дюже звонко. – Сбегу! Попомни! Сбегу от тебя, медведина косматая!
– Беги, дурища! – взвился Влас. – Сам бы тебя спихнул с рук, да греха на душу не хочу брать! Ты, глупая, не разумеешь, что споймают тебя и в скит! На постриг! А то и удавку на шею! Я б сам тебя удавил!
Она брови соболиные свела к переносью, взглядом огрела тяжелым и сказала в сердцах:
– Лучше в скит, лучше удавиться, чем брата потерять безвозвратно. Дурень ты, сам не ведаешь, что сотворил. За таким жить набедуешься.
А у Власа слова в глотке застряли. И не потому вовсе, что сказать было нечего, а потому, что не мог не дивиться этой чудной девке. Ведь били, позорили, а ни одной слезинки в глазах. Лютой волчицей за брата билась, до самого последнего мига цеплялась за своё. А ведь в тереме выпестованная. Откуда ж столько смелости?
– Да и мне с тобой радости мало, – все ж ответил.
А про себя еще и обиделся, мол, чегой-то я дурень косматый, а?
