Толпа затихла, глядя на Власия. А тот что? Слез с коня, оправил богатую подпояску и пошел надутым петухом следом за хозяином в хоромы.
Гридница просторная и светлая, стол длинный яствами уставлен. Богатые посудины на шитой скатерти, дорогие шкуры на лавках положены. Власу дом-то понравился, только не любил вот такого хвастовства. А Нестор, по всему было заметно, гордился добришком. Так боярич и понял: из грязи в князи сиганул Неська. Пустое бахвальство лишь тому и радостно, кто в жизни своей до нежданного богатства ничего слаще морковки и не видал.
– Хлеб да соль, гостюшки, хлеб да соль! – потчевал Нестор. – Вина стоялые, пиво душистое!
Влас сидел, бороду задрав повыше, чтоб видели – не простой гость приехал, а родовитый. Однако глаза выпучивал так, чтобы поняли – небольшого ума женишок-то.
Мужики Зотовские заметили и с разговорами не лезли, а бабы, что выстроились вдоль стен гридницы, глазами так и ели. У Власа аж щека задергалась и темечко зачесалось. И ведь не поскрести зудящего! Женихом важным надо прикидываться. Уж тьму раз осердился на то, что парчовый кафтан тесен в плечах, а опояска праздничная кособочится и мешает.
– Настасья Федоровна, ты уж Елену-то приведи. Дай ясну соколу увидеть голубицу нашу, – Нестор кивнул жене дородной.
Та голову опустила, мол, поняла, и двинулась из гридницы.
Влас приосанился. И не сказать, что б сильно ждал невесту глядеть, но все же, жена будущая. Залюбопытничал, а потому и глаза сузил, и кулаки под столом сжал.
За дверями гридницы послышались возня, тихие взвизги, а потом створки распахнулись, вошли девки-подруги и встали в ряд. Миг спустя меж ними проплыла к столу невеста.
Влас взглядом-то в нее впился! Высокая, стройная, гибкая, темнокосая. Спина прямая, осанка гордая. Глаза синевы глубокой и красоты редкой, а вот мордаха… Нос опухший, губу разнесло. Влас и догадался – учили девку кулаком крепким, а не словом увещевательным. Видать, характера непростого, ежели накануне смотрин такое учинили.
Она поклоны бить не стала, выпрямилась и гордо голову подняла, мол, вот я какая, глядите, люди добрые. На Власа и глазом не повела, но взглядом прошлась по всем, кто в гриднице сидел.
Жена Нестора хлопнула увесистой рукой по спине Елены, мол, поклонись, дурка. А та лишь плечом дернула горделиво да упредила взглядом тётку, чтобы не трогала.
– Еленушка, красавица наша, иди ближе, – Нестор подскочил, пошел к невесте и потянул на середину гридницы. – Покажись гостям дорогим.
– Лавра не вижу, – Елена сбросила дядькину руку. – Брат где мой? Неурядно без родного брата невесту выводить.
От дерзких ее речей бабы охнули, девки дышать перестали, а сам Влас подался вперед, чтобы не упустить ни одного ее словечка. Тем паче, что вопрошала о важном, о Лавре.
– Еленушка, позже о том. Лавруша занемог, лежит, – Нестор голосом надавил.
– Занемог? Отчего мне не сказали? – Елена бровь высоко изогнула, сложила руки на груди: блеснули перстни драгоценные на белых пальцах.
Влас забыл прикидываться дурачком, брови свел и слушал. На невесту глядел не отрываясь. На большом пальце правой руки заметил засечину, такую, которую видал не раз и не два. Лучники конные на тот палец надевали кольцо, чтобы тетивой не порезаться. Но вот откуда такая отметина на теремной боярышне, он уразуметь не мог.
– Елена, не о том сейчас, – Нестор голосом и вовсе построжел, кулаки сжал до хруста. – К жениху выйди, приветь.
Боярышня слегка голову повернула и посмотрела на Власия. Тот глаз не отвел, принял злую синеву в свои очи, ответил кивком и молчанием. А она снова отворотилась и на дядьку уставилась. С того Власа в злобу кинуло. Ишь, гордячка! Да какая бы девка не была, на жениха-то можно и понежнее глянуть!
– Привечу, ежели Лавра сюда приведут, – молвила уверенно и принялась бодаться взглядом с Нестором.
Шепоток пополз по гриднице: мужики осуждали, бабы удивлялись. Но были и те, что согласились с боярышней, мол, брату положено быть на смотринах.
Влас все глядел на Елену, дивился и осанке гордой, и бесстрашию теремной девушки. За такие-то ее слова, да неурядные гляделки в иных семьях вожжами учили.
Ропоток прошелся по гриднице, когда на пороге показался парнишка-подлеток.
– Лавр! – боярышня метнулась к пареньку, вмиг утратив весь горделивый вид и холодный взгляд. – Лавруша, братец, что ты, как ты? Дядька говорит, занедужил. Так ли?
И обнимает его, целует в плечико, по волосам смоляным гладит. Влас изумился такой-то перемене в девке, но виду не показал, сидел истукан-истуканом.
– Здоровый я, Еленка, здоровый, – Лавр в сестру вцепился крепенько. – А с тобой-то что? Ох и губища! А нос-то, нос! Ты только скажи кто тебя, вмиг головы лишу! – голосок-то писклявый, а гнев истинный боярский.
– Не о том, Лавруша, не о том сейчас… – молвила чудная невеста и быстро-быстро зашептала брату на ухо.
– А ну! – Нестор вскипел, не снес такого-то порядка и заголосил. – Ты почто позоришь род Зотовский?! Что устроила, окаянная?! – потом перевел грозный взгляд на баб, что теснились у входа. – Все вон!
И как ветром сдуло. За ними потянулись мужики-десятники: им Нестор всего лишь перстом указал на двери.
Сидеть на лавках остались только дружка свадебный Пётр да Влас. Нестор с Рыбьим глазом стояли во главе стола: оба хмурые, сердитые.
– Лавр, сюда иди, – рыкнул Нестор. – А ты, негодная, встань и к жениху поворотись.
Влас интереса жгучего уже не скрывал, разумея, что сей миг произойдет. И не обманулся.
Елена отцепилась от брата, но к дядьке его не отпустила: задвинула себе за спину и выпрямилась. Власу померещилось, что не девица перед ним вовсе, а злая и лютая волчица.
– Лавра не отдам, – голос до того ярый, что и словами не передать. – Негодная, говоришь? А я в невесты-то и не лезу, коли не гожусь. И не тебе, поганый, решать за жениха, нужна я ему али нет. Он чай сам не безголосый.
Влас сей миг и подумал, что не нужна. С такой сладить – семь потов пролить. Однако сундук с ее приданым, все ж, манил, как и те мысли отрадные о собственных хоромах.
