Нет, ни шагу за мной. Ухожу! –
Дымно алой луной на седую межу
Много тающих призраков свеяно.
Я меж них. Расстилаюсь. В предутреннем ветре дрожу.
Лунные Эльфы
Эльфы
Ввечеру, по покосу заброшенному,
По зеленому лугу нескошенному,
Бродят лунные эльфы, злокозненные,
С миром солнечным вечно разрозненные.
Бродят, ходят, смеются, подпрыгивают,
И друг другу лукаво подмигивают.
И беззвучно ногами притопывают;
Нежной ручкой туманы похлопывают,
Огоньки язычками высовывают,
И, усталые, сладко позевывают.
Вдруг, от холода радостно-утреннего,
– Точно люди от голоса внутреннего –
Неожиданно корчится, вздрагивая,
И – беспомощно руки протягивая –
Исчезают, тела свои вкрадчивая
В стебельки повилик, заворачивая.
Легок лезвию, утром наточенному,
Путь по лугу, слезами их смоченному.
Мой дух
Год за годом, день за днем
Убегали в простор безысходного,
И ложились на сердца моем,
Как колосья вдоль жнивья бесплодного
Под обильным дождем…
Бушевала толпа,
И ловила чужое, далекое.
Но бродило, одиноко я.
За стопою стопа
Оставляла наследье глубокое.
Но дошли до меня.
Подхватили в цепи угнетающей.
И, в согласии звеньев звеня,
Я почуял: мой дух угасающий,
Вспыхнув тающей струйкой огня,
Тихо кинул меня.
1905
«Вновь святая пьянит безмятежность…»
Вновь святая пьянит безмятежность.
Отошла беспокойная совесть.
Вкруг – недвижного снега безбрежность.
На душе – непостижность и нежность.
И все ту же бессмертную повесть
Я прочел в сером кружеве веток,
Точно вскрылась нетленная книга
В тонкой вязи лилейных пометок.
О, молитвенность цельного мига!
Элегия («Слышишь ты стон замирающий…»)
Слышишь ты стон замирающий, –
Чей это стон?
Мир, безысходно страдающий,
Мой – и ко мне припадающий –
Серый, туманный,
Странный
Небосклон.
Тянется мерзлая ручка:
«Барин, подайте копеечку!»
Девочка глянет в глаза.
На кацавеечку
Рваным платком перетянутую,
Капнет слеза.
Талая тучка,
Робкая, будто обманутая,
Врезалась в странно-туманные,
– Нет, не обманные! –
Небеса.
Где же вы, прежние,
Несказанные,
Голоса?
Отчего день за днем безнадежнее?
1903–1907
Неизвестному
Отчего же, скажи, до сих пор еще мне
Не пришлось тебя видеть во сне?
Наилучшая часть существа моего
Не являлась мне в снах отчего?
Ты, который восхитил меня и вознес,
Не навеял мне утренних грез?
Нынче жду: облеченный одеждой твоей
Я покину темницу неволи моей.
Омраченное тьмой существо
У порога останется сна моего.
В позабытый, знакомый чертог
Увлечет прихотливый и быстрый поток.
Буду утром я твой, мой отец и мой брат;
Несказанному трепетно рад.
Восход
В этой тени полусветлой ветер не может родиться.
Разноголосые птицы небо в созвучье сложили.
Лай. Петушиные крики. Около нивы лосица.
Спелая рожь колосится. Зелень как в саване пыли.
Смутным, далеким дыханьем звуки и запахи чуешь.
На небе взором кочуешь, – там где лучей полыханьем
Порвана ночи завеса, – там где несчетные краски
Сыплют свободные ласки солнечных брызг из-за леса.
Суйда-Прибытково. Лето 1905 года.
Посвящение
Because I feel that in the Heavens above
The angels whispering to one another
Can find among their burning terms of love
Non so devotional as that of mother.
E. Poe.
Мне не жаль не друга, не жены,
Мне не жаль не самого героя.
Н. Некрасов
От начала Вселенной доныне
В этом мире страстей и сует
Не слыхали о большей святыне,
Чем родимой младенцу привет.
Заведет ли клейменая нежить
В топкий омут, откуда не встать, –
Зачурать, и поднять, и утешить,
И ободрить – способна лишь мать.
И вот эту последнюю сладость,
И предельную душу мою –
Я тебя, беспредельная радость,
Мировая душа, отдаю.
Живой с живым
И все душа забыла,
Чтобы стать живой с живым.
Вяч. Иванов.
Призыв
Неразлучная, чистая,
Святая!
Посмотри как проносятся, та́я,
Облака серебристые,
И воздушно-лучистые,
По закатному небу, окрашенному.
Там к дворцу семибашенному
На конях огневых и крылатых
Летят наклоненные воины.
На забралах и вычурных латах
Зияют пробоины.
Пронесется, разгонятся
Окрыленная конница –
И, бесследная, канет, –
Обманет!
О святая! летим как они, куда –
Друг у друга не спрашивая,
Дни закатным похмельем окрашивая, –
И потом – пропадем без следа.
Канем, та́я,
С неба вихрем порывистым согнанные
За пределы, за огненные.
Ночью выйдет, забрезжит, заблещет двойная
Звезда.
«Мы замерли в торжественном обете…»
Мы замерли в торжественном обете,
Мы поняли, что мы – Господни дети.
Да, в этом мире мы отдельно – я и ты,
Но будем там в Одно таинственное слиты.
Ты храм Ему в моей душе воздвигла;
Возможность невозможного постигла.
