глухом томительном безлюдьи.
Мы друг пред другом грудами нависли,
Один с других сцепилися грудь с грудью.
И был твой лик подернут черной мглою
Нам мир предстал бесформенным хаосом.
И он стоял извечною скалою.
И я стоял несозданным утесом.
Упругих мышц безмерное усилье.
Сверканье глаз. Дрожанье губ бескровных.
Из недр души несметное обилье
Мы навлекли сокрытых сил духовных.
И лишь одно в сознании не тухнет,
Все существо сковавши в напряженье:
Прорвется ль шаг, родится ли движенье –
И я погиб, иль он громадой рухнет.
И длился, длился бой наш напряженный,
Бой существа, без мысли, без отчета.
…Я пробудился – весь изнеможенный,
Весь трепеща от холода и пота.
Когда ж потом, твоим отдавшись чарам,
С тобой бродил я в утреннике парка, –
Ты помнишь как мучительно, как ярко
Я сам тебе почудился кошмаром?
Ананке
Ah, Seigneur! Donnez moi la force et le courage
De contempler mon coeur et mon corpus sans degout
Ch. Baudelaire.
Сонет
Мой Боже! я стою у вечного предела
И смело произнес мое моленье вслух:
Дай сил мне вынести и мой ничтожный дух,
Не меньше сдавленный и мерзостный, чем тело.
Пергаментом лица безжизненных старух
В его зеркальности правдивой отблестело
Все то, что на челе надменном тяготело,
И от чего мой плод довременный был сух.
Когда вокруг Тебя столпившиеся люди
Насытились вполне, и семь кошниц укрух,
Осталися немым вещанием о чуде, –
Я, стоя в стороне, Тебя еще алкал,
И, приковав свой взор к незыблемости скал,
Твердил с отчаяньем упорным: «Буди, буди!»
Остров полипов
Первый сознательный отпрыск немых поколений,
Первый побег, еле зримый, растительной жизни,
Вялый, тупой, и безвольно предавшийся лени,
О, не приняться тебе на томительной тризне
Предков – полипов, оставивших трупы и тени
В острове мертвом, твоей изначальной отчизне.
Выйдешь из этого мира застывших явлений
Всюду с тобой его лик и глядит на тебя в укоризне.
Diaboli manuscriptum
Чем виноват я, что доля такая досталась
Мне, не иному, отчаянным, страшным уделом?
О, за свои же долги, ты, Ананке, со мной расквиталась,
Злостный банкрот, этим дряблым и немощным телом!
Знаешь, тебе и самой настоящее место в темнице, –
Если бы правила светом одна Справедливость.
Ты возбуждаешь во мне не любовь – похотливость,
Мимо окна моего проходя в дорогой багрянице!..
Слышишь! Я о стену бьюсь головой, громыхая цепями.
Миг – и твои распадутся стальные, заклятые цепи.
Чую, не вечно сидеть мне в зловонной, подпочвенной яме, –
Знаю, не клином сошелся весь мир на поганом вертепе!
Мы души
Ничтожные люди, ничтожные мысли…
Да как это, как может быть?
О, люди, сознаем: над бездной мы виснем,
И бездны вовек не избыть.
Да где же спасенье! – повсюду удушье.
Задавлен оторванный крик:
«Мы люди, мы живы, мы сущи, мы души;
Полет наш высок и велик».
Да где же спасенье – нет силы, мы гибнем…
Мы цепи разрушить должны.
И – нет бытия без цепей. И подвинем
Себя в пустоту – сражены.
«Когда я, гордый раб, в безвыходном двуличье…»
Когда я, гордый раб, в безвыходном двуличье,
Благодарю тебя и падаю во прах
Перед лицом Твоим, – слепит бескрылый страх
Прозревшие глаза величием Величья.
Стой! Ни шагу!
Стой! Ни шагу! Останься, пронизанный светом,
цепенеющий,
Знай, зажегся в тебе твой дозор пламенеющий,
только в этом.
Будь безвольным. Молчи. Затаись. Только чувствуй
невысказанное.
Принимай и сноси в откровеньи нежданное
и искус твой.
Берегись одного. Обводить себя кругом
заколдованным.
В свой черед есть исход и другим
Замурованным.
– Друг за другом!
Распутье
Мы – окрай неизвестных дорог.
А. Блок.
«Загадка стоит, неотступно маня…»
Загадка стоит, неотступно маня,
Глубиной недоступной чаруя;
Увлечет ли к себе Мировое меня,
Или пропасть мою изберу я?
Покажу ли я людям свой собственный шаг,
Перейму ли чужую походку.
Иль – без области царь и без магии маг –
Я пройду одиноко и кротко?
Но в молитве одной я, мне кажется, – весь
До последнего в темень провала:
«Боже, дай, чтобы там, раз мой выход не здесь,
Эта чаша меня миновала».
«Помню я муку утонченную…»
Помню я муку утонченную.
Помню я слезы притворные;
Вижу тебя я законченную,
Ризы твои вижу черные.
Ты поднесла запрокинутая,
Блюдо зловеще горящее,
Сердце лежало там вынутое,
Сердце мое, настоящее.
Черная, с грезами сбывшимися
С белыми грезами слитая.
Хлопьями снега кружившимися
В воздухе темном укрытая.
Рано, так рано забытая.
«Трех белых ангелов когда-то зрела ты…»
Трех белых ангелов когда-то зрела ты,
Они летели в ряд в безмолвии глубоком,
Среда бескрасочной, бездонной высоты…
Мне было суждено неотвратимым роком
С тобою встретиться, когда в краю глухом
Я жаждой изнемог, рожденный быть
