От Малашкиной простоты впору головой покачать, да руками развести, но у Маши такой возможности не было, осталось только надуть защечные мешки и закатить глаза. Местная жительница глянула на нее понятливо и начала рассказ.
— Родилась я очень далеко отсюда… — едва слышно квакнула она, а Маше слышалось напевное московское аканье. Примерно так разговаривала ее троюродная сестра. Тот же самый вечно раздражавший Марью столичный говор теперь казался весточкой из родного мира. А если принять во внимание грамотную речь образованного человека, то…
Буквально прикусив себе язык, она внимательно слушала лягушку, в миру Анастасию Супер, а для своих просто Настеньку.
— Лихоманское болото — место особенное, — едва слышно говорила она. — Его можно назвать магическим исправительным учреждением.
— Че? — квакнула Меланья.
— Тюрьма для нечисти, — пояснила новенькая. — Тут почти все заколдованы. Кто в ежа превращен, кто в ужа, лягушек много.
— Мамочки, — всплеснула лапами ключница. — Это как-же? Ежи они же ужей ловят, а ужики жабками не брезгуют. У нас за баней один уж скока годов живет. Уставится, бывало, на лягушку. Та бедная шевельнуться не могёт, а он медленно подползает и заглатывает ее прям живьем. Я пару раз отгоняла змееныша, чтоб жабку спасти. Не помогает это. Раз даже за забор лягву выкинула. Так она возвернулась к мучителю своему… И что… нас тут тоже?.. — она испуганно покосилась на Марью. Та сама не своя от ужаса замерла, как будто уже загипнотизированная.
— Съесть вроде не должны, — неуверенно откликнулась Настя. — Кикиморы про какие-то специальные чары упоминали. Хуже другое, — к удивлению Марьи и Малашки она зарделась. — По весне в заключенных инстинкты просыпаются. Особые,
— она красноречиво показала лапками то, что не решилась облечь в слова.
— Как же это? — оторопела Меланья. — И чего потом? Икру метать? Так я несогласная!
— Не ори, — попросила ее Марья. — Не хочешь, не надо. Мы и сами на зоо-секс не подписывались. Правда, Насть?
— Да, — на автомате согласилась она. — Ой! Откуда вы?..
— Потом все расскажу, — чувствуя, мысли замедляются, а на плечи теплым покрывалом ложится дрема, пообещала Маша. — Давай главное коротенько.
— Главное, что отсюда не сбежать, — послушно продолжила Настя. — И очень важно не поддаваться животным инстинктам, не позволять им брать над собой верх. Хотя это очень сложно, особенно в плане еды. Поскольку мы — существа магические, питаться можем и как обычные земноводные, и как люди. Кикиморы заключенным человеческую еду оставляют.
— Ничего не поняла, — чистосердечно призналась ключница.
— Не жри мух и гоняй зеленых лупоглазых ухажеров, — перевела Марья. — Если, конечно, не хочешь оскотиниться. Причем, в прямом смысле этого слова.
— Учту, — Меланья сладко, с оттягом зевнула. Погода и природа действовали на нее все сильнее.
— Получается, — задумчиво потянула Маша, — нужно всеми силами сохранить в себе человека.
— Да, — подтвердила Настя. — Это и есть самое сложное в наказании, наложенном на нас. Некоторые совсем забывают себя, отдавшись животной составляющей. Тем ужаснее их состояние, когда память возвращается вместе с человеческим обликом.
— Жестоко, — вздохнула Марья.
— Ладно, давайте спать, — прервала разговоры прагматичная ключница. — Авось, время до весны быстрее пройдет. Подвигайтесь поближе, девки. Вместе оно теплее.
— Спасибо, девочки, — завозилась Настя.
— Тебе спасибо, — откликнулась Облигация, прижимаясь к подругам по несчастью.
Некоторое время она обдумывала услышанное и жалела, что так некстати навалившийся сон помешал задать Насте тысячу важных вопросов и о болоте, и о ней самой. 'Ничего, весной наверстаю/ — уплывая в мир грез, решила она.
Меланья оказалась права лишь частично. Зимняя спячка, конечно, помогла скоротать время, но удовольствия не доставила. Дело было в том, что отбывающим наказание на Лихоманском болоте транслировались сны назидательного содержания. Дабы супостаты и зимой не отдыхали, а перевоспитывались.
Пробуждение тоже не доставило приятных ощущений. Выйти из анабиоза это вам не сигаретку выкурить. Башка трещит, лапы ломит, хвост… Спасибо, что хоть хвоста нету.
— Вся тела болит, — метко охарактеризовала самочувствие ключница. — Иголками прям колет и дрожью бьет.
— Твоя правда, — чувствуя себя отсиженной ногой, — квакнула Марья.
— Это еще ничего, — успокоила подруг по несчастью Настенька. — Скоро есть захочется и размножаться.
— Ужас какой, — представила рядом с собой лупоглазого кавалера Марья.
— Я икру метать не нанималась, — на всякий случай напомнила Меланья. — И вообще, — она требовательно уставилась на Облигацию, — ты о помиловании баяла чего-то.
— О доследовании и пересмотре дела, — поправила та. — Не забывай, что мы — невинно осужденные.
— Все так говорят, — мудро заметила успевшая пообщаться на болоте с криминальным элементом Настя.
— Мы — не все, — насупилась Малашка. — Мы, конечно, злоумышляли, но лихого ничего не сделали. Чем хошь, поклянусь.
— Не надо, я и так верю, — проявила благородство Настасья. — В любом случае торопиться вам некуда.
— Как это? — выпучила и без того немаленькие глаза ключница.
— Вот именно, — поддакнула Марья. — На зоне день за два идет, так что время терять я не собираюсь. Вот сейчас подразморожусь как следует и пойду на поиски местной администрации. На предмет знакомства и беседы, — добавила она веско.
— Никого искать не нужно, — замахала на нее лапками Настя. — Кикиморы терпеть не могут, когда к ним пристают без дела.
— Дак у нас… — Меланья, по-видимому, успела заразиться от подельницы уверенностью в успехе.
— Здесь вам не верховный суд, — по-человечески вздохнула лягушка. — Чтобы добиться пересмотра дела, нужно кому-нибудь из царской семьи челобитную подавать.
— Берендеевым родичам? — деловито уточнила Малашка. — Али окольничий сюда явится?
— Причем тут Берендей? — не поняла Настасья. — Мы в Тридевятом царстве.
— Ох, лишеньки! Да как же это?!
— Погоди ты причитать, — остановила Марья ключницу. — Дай послушать.
— Я тебе в морду сейчас дам, аферистка, — посулила воинстсвенная Меланья, но замолчала. Хотя смотрела при этом многообещающе.
— Про что это я? — сбилась с мысли Настя. — А, да… челобитные… По осени приезжает на болото сам змей Горыныч.
— Всамделишный трехголовый драконище? — теперь уже Марья ахнула.
— Зачем трехголовый? — не поняла Настенька. — Обыкновенный. Рыжий, бородатый и клюкву очень любит. Я его видела. Издалека правда, но все же.
