смогут, охрану нанять, и пойти в готы или еще, куда за товаром.
–Ну и пусть строят – решил Озарий.
Он же, сейчас же, сам пойдёт к купцам «Иванского сто», в заклад внесёт десять гривен, соберёт ватаги людей охочих, часть оных направит в поднепровье, другую в низовые земли. Через год возьмёт в прибыток себе за одну гривну десять и станет вновь посадником, по просьбе богатых и сильных мужей новгородских.
Не теряя времени на переодевание, из домашнего в нарядное. Он в лёгкой беличьей шубе вышел на улицу и скорым шагом направился на Петрятин двор, где стояла, сияя золотым куполом церковь «Во имя усекновения головы Иоанна Предтечи», в простонародии называемой «Иван на Опоках». В притворе он сел на лавку и приказал церковному служке– Бориске Кадильщику выгнать всех кроме именитых купцов. Внимательно проследив за исполнением приказа, он сам, взял ключи у церковного старосты, пошёл закрыть все двери, и только убедившись, что никого нет; ни в алтаре, ни на полатях, он поведал братьям купцам свой план и свои помыслы.
К обедне охрипшие и красные от напряжённого торга, купцы составили грамотку, что расходы по общему «ДЕЛУ», и прибыль делить будут сообразно взносу – поровну, что детей, если осиротинит кого судьба, без хлеба и жита не оставят. С третьим ударом колокола Николодворищенского собора, они: поклялись в этом на Библии, открыли церковь и, выйдя на высокое крыльцо, что с полуденной стороны церкви, прокричали людям новгородским своё желание, идти в низовые земли ватагами для защиты сирых, и для помощи обездоленным христианам. Все кто захочет в «ДЕЛО», могут идти с купцами Иванскими, но только со своим житом и оружием, собравшись в ватаги. Причём ватаги уличане должны составить сами, а списки ватаг по десяткам представить в «Иванское сто» загодя, чтобы грешные люди, несущие епитимью, богоугодное «ДЕЛО» своими грехами не ославили.
К четвертому часу пополудни случилось непредвиденное, летописцами неописанное, по причине своей фантастичности, событие, которое никогда – за всю историю новгородского Торга не случавшиеся ранее, и не повторявшиеся более, за всю историю летописания на Руси. Торговцы хлебом, житом, кожевенным товаром закрыли свои лавки среди дня по причине полной распродажи добра. Хозяева широким жестом открывали прилавки, показывая наиболее настырным товароисктелям, что товара вообще нет. Удивлённые покупатели смущенно толкались по опустевшим рядам, не зная, что делать. Цена, увеличенная даже впятеро, не давала возможности купить овса, хлеба, сапог. Шум, гам и гвалт неожиданно поутихли, и казалось, что лавки сиротливо смотрят, на опоздавших покупателей, глазницами пустых полок, плачущих от бессилия и позора. Потому что деньги остались в кошельках, и карманах покупателей, а не были оставлены на прилавке в уплату за товар, как было всегда прежде.
Вдруг, словно вспомнив нечто важное, остро необходимое для жизни, народ новгородский валом повалил с Торга в церкви и монастыри на вечерю, для покаяния. Наиболее ретивые и буйные христиане новгородские заставляли попов открывать двери даже в полузабытые престолы, где служили только по престольным праздникам, да и то не всегда. В каменной Михайловой церкви, что на Прусской улице к уличанскому попу Иосифу Рушанину выстроилась очередь на исповедь, чего никто припомнить не мог. Даже старая ведьма Фотина с Пробойной улицы и та пришла каяться батюшке в том, что в прошлом году она своей соседке Таньке в запаренное тесто дохлую мышь бросила, для того, что бы всю Танькину семью изничтожить. Потому, что Танька – «курва и дура, и живет она – Танька, на божьем свете для греха и разврата»!
Клир новгородский зная буйный нрав своей паствы, не мешкая, отправил ходоков в Юрьев монастырь к Спиридону Архиепископу Новгородскому и Псковскому, с вопрошением,
– Что делать Отче?
Архиепископ в тот день постом и молитвой замаливал грехи своей паствы в Перынском скиту, в благочестивом уединении. После вечерней службы, когда владыка, пребывая в том лёгком состоянии духа, который бывает у верующих людей после искренней и чистой молитвы, хотел почитать пред сном «Стефанита и Инхилата», в его келью со стуком, и вздохами сиротливо вошли посланники от уличанских попов, с известием о великом покаянном подвижничестве паствы новгородской, случившимся перед вечерней службой, после призыва купцов «Иванского сто» о «ДЕЛЕ» -помощи христианам в низовых землях от неверных пострадавших.
Внимательно выслушав ходоков, владыка, немного посуровев лицом, стал собираться в Новгород. Ходокам он дал наказ, всех семь попов соборных к нему в терем, что у святой Софии собрать. Затем сел в сани и приказал вознице вести скорее, не по хорошей дороге заезжая в Аркажи, а через болото, укорачивая путь вдвое. Он первым приехал к терему, где в нетопленной светелке пришлось ему ждать священников с подробным докладом об очередном умопомрачении новгородцев. Владыка порядком продрог, пока ждал пастырей соборных, и пока челядь протапливала холодные печи в тереме.
Сначала пришли священники Софийской стороны, затем Торговой, особняком, таясь от взора владыки, словно чувствуя свою вину, вдоль стенки проскользнул Пантелеймон – поп соборной церкви Во имя Усекновения головы Иоанна Предтечи, что на Петрятине дворе.20
Первым, по чину, начал рассказывать о случившимся отец Никодим – священник Николодворищенского собора. Потом отче Киприан из Пятницкой церкви. Когда очередь дошла до отца Пантелеймона, то он сказал, что его сегодня в церкви не было и обращение «Иванского сто» с «ДЕЛОМ» к новгородцам было сделано без его благословления. Поэтому ему сказать нечего, и на всё воля божья.
Немного позабавил владыку Иосиф Рушанин рассказом о запоздалом покаянии старухи Фотины.
Когда последний священник отчитался об отпущении грехов на вечерней службе, в светелке уже потеплело, и, владыка спросил у «собора»,
– Отменяем епитимьи, братия?
–Надо бы,– ответил Никодим священник Николодворищенского собора.
– Согласны,– загалдели чуть ни в один глас другие.
И только служка Софийского собора, вдруг сказал не подумав,
–К князю послать надо, к Александру Ярославичу, на Рюриково городище. Вдруг суд да дело?
–Князь пришёл, князь ушёл. Нам же надо о стаде заблудших душ думать. Зима долгая, праздников много, без рукобуйства не обойдётся. В прошлом году семерых отпели. А, которых не смогли найти? Тех Волхов схоронил, да рыбы отпели? Кто ответит? Пусть по «ДЕЛУ» идут, товар искать товарищи-ватажники, спокойней всем будет,– ответил Спиридон.
– Эти уйдут, другие придут. Вот ватага Онаньевичей уже двор Озарии Феофелактовича погромила, Завтра на правёж к тебе владыка, придут за правдой,– отметил Пантелеймон.
–Пусть идут. Лучше, когда дворы посадников ломают, чем мосты,– ответил Владыка Спиридон, намекая на прошлогоднее зимнее буйство, когда Прушане в драке с Ониполовцами Великий
