Прежде всего, вспоминал Н. Богоявленский, «нужно было забрать вещи из таможни». Заведовал ею индус, британский подданный. Г-н Гаскин, английский политический агент на Бахрейне, которому незамедлительно донесли о прибытии на Бахрейн москопа, послал уведомить таможенников, чтобы багаж «пришлого русского», столь неожиданно появившегося на острове, «без досмотра не пропускать». Но в дело вмешался шейх ‘Абд ал-Вахаб, и вещи свои Н. Богоявленский «получил без вскрытия» (21).
В тот же день шейх пригласил Н. Богоявленского на обед в «свой загородный дом, в верстах трех от Манамы». Доставили туда россиянина на белошерстной лошади чистой арабской породы, то есть по всем правилам аравийского гостеприимства. Обедали прямо на берегу моря, сидя «на разостланных коврах с мягкими подушками».
Угощения, рассказывал Н. Богоявленский, подали все разом. И в таком количестве, что ими можно было бы накормить, пожалуй, «сотню народа». На громадном блюде-подносе принесли «с пуд… риса, целиком запеченного барана, арабскую похлебку из вареных кур и что-то вроде сладкого киселя». Ни вилок, ни ножей не было. Ели руками. «Деятельное участие в истреблении пищи принимала разместившаяся неподалеку прислуга» (22).
Комната для проживания, предоставленная Н. Богоявленскому шейхом ‘Абд ал-Вахабом, была, по словам русского ученого, вполне приличной. Но шейх ‘Абд ал-Вахаб счел ее неподходящей. Не прошло и двух дней, как он привел его в большой дом, и заявил, что дом тот — в полном распоряжении русского гостя. Подыскал же он его вот как. Весть о прибытии на Бахрейн россиянина или москопа в речи бахрейнцев, повествует Н. Богоявленский, разнеслась по острову «широко и быстро». Ни для кого из местных жителей не было секретом, что шейх ‘Абд ал-Вахаб, человек состоятельный и очень влиятельный на Бахрейне, подыскивает для своего гостя жилье. Но вот тут-то и выяснилось, что «то, что легко могло бы быть сделано для кого угодно, для русского оказалось очень трудным». И все из-за интриг английского чиновника. Владелец дома, перс, служивший в местном агентстве английской пароходной компании «British India Steam Navigation», по настоянию Джона Калькотта Гаскина, отказал шейху ‘Абд ал-Вахабу в просьбе «сдать пустой дом внаймы», на три недели. Тогда шейх взял и купил его; «с хорошей надбавкой в цене против того, что он стоил самому владельцу».
И тот перед этим не устоял, несмотря ни на какие запреты, отданные ему английским политическим агентом. При прощании с Н. Богоявленским шейх ‘Абд ал-Вахаб сказал, что дом этот, отныне и во веки веков, — «обитель москопов», и всегда будет готов к приему русских людей, которые окажутся на Бахрейне (23).
«Из-за козней» того же г-на Гаскина, как стало известно впоследствии русскому ученому, его долго не принимал под разными предлогами правитель Бахрейна шейх ‘Иса. «Факт моего несостоявшегося свидания с шейхом ‘Исой, — отмечал в отчете о командировке Н. Богоявленский, — послужил предметом для разного рода толков среди населения Бахрейна, иногда в форме, обидной для русского человека». Гадкие слухи о нем, по выражению Н. Богоявленского, «усиленно распространялись» людьми г-на Гаскина, и по его же прямому указанию.
На четвертый день пребывания Н. Богоявленского на острове шейх ‘Иса, по настоятельной просьбе шейха ’Абд ал-Вахаба, все же «проявил знаки внимания» к русскому ученому — прислал к нему визиря, чтобы тот передал россиянину приветы и выразил готовность содействовать его научным занятиям на Бахрейне. После этого толки о недоброжелательном отношении шейха ‘Исы к россиянину сразу же прекратились.
Однако шейх ‘Абд ал-Вахаб счел это недостаточным, указывал в своем отчете Н. Богоявленский. И постарался «парализовать английское влияние на правителя Бахрейна». Несмотря на настоятельные рекомендации английского чиновника «не привечать» на острове «пришлого русского», устроил ему «свидание с шейхом ‘Исой». Он полагал, что такая встреча с правителем Бахрейна, который, с его слов, «сам по себе ничего против русских не имел», могла сделать «небольшую брешь в монополии английского влияния на Бахрейне». А это, в свою очередь, позволило бы другим русским, которые пожалуют на Бахрейн после Н. Богоявленского, «быть менее зависимыми от расположения к ним англичан» (24).
При свидании с шейхом ‘Исой, отмечал, Н. Богоявленский, ему, как представителю России, «оказано было максимум почета», предусмотренного местным протоколом при приеме правителем иностранных гостей. Визирь шейха послал за ним верховых животных и встретил «еще на улице, вдалеке от дворца». Препроводил во дворец и «передал в руки сына шейха, его наследника». Поприветствовав гостя, принц провел его в приемную комнату дворца, где уже находился шейх ‘Иса. После обмена приветствиями шейх предложил Н. Богоявленскому «арабский кофе; затем последовал чай». Во время беседы шейх говорил о «желательности захода на Бахрейн русских торговых судов» (25).
Коммерсанты-бахрейнцы, докладывал Н. Богоявленский, как шейх ‘Абд ал-Вахаб, так и другие торговцы, с которыми ему довелось повстречаться, выражали готовность к развитию связей с Россией. Интересовались ее отношениями с Турцией, а главное — жизнью мусульман в России. Спрашивали, «живут ли магометане в Москве, и есть ли у них мечети?!». Все эти вопросы, как выяснилось, появились у них в связи с тем, что англичане, будучи встревоженными деятельностью России в Персидском заливе, «пустили слух», что русские, дескать, «душат ислам» в своих землях, «насильно обращают мусульман в христианство» (26).
Пребывание на Бахрейне показало, говорится в отчете Н. Богоявленского, что островное княжество это англичане контролировали плотно, и «видеть там русских не желали». В беседах с ним шейх Мухаммад ‘Абд ал-Вахаб, касаясь вопроса о влиянии Англии в бассейне Персидского залива, с горечью молвил однажды: «Ничего нет удивительного в том, что арабы боятся англичан. Они здесь уже давно, почти сто лет. Их все тут знают. У них есть и пушки, и военные суда. Других же европейцев, которые помогли бы арабам, если бы те воспротивились делать то и поступать так, как хотят англичане, здесь нет. Вот если бы русские корабли стали заходить сюда, то арабы, мало-помалу, перестали бы бояться англичан… Россия же далеко. Ни войск, ни военных судов у нее в Заливе нет. И если какой-либо шейх поступит против воли англичан, то они… могут сделать с ним, что захотят. Русские же — не в состоянии помочь арабам, так как силы их очень далеко» (27).
На основании встреч и бесед, состоявшихся у него в шейхствах Арабского побережья Персидского залива, Н. Богоявленский, как он писал, вынес несколько впечатлений, а именно:
— во-первых, что местное население относилось к России «с большой симпатией», и выражало «очевидное недовольство Англией»; что «всеобщим желанием арабов» являлось «присутствие в водах Персидского залива русской военной силы в виде военного судна». И все для того, чтобы «приструнить Англию»;
— во-вторых, что среди арабов «обаяние России, как могучей державы», было «очень велико»; и что обаяние это «кратно усилил» заход в Персидский залив крейсера «Варяг». Впечатление на население всего Аравийского побережья русский корабль «произвел, можно сказать… ошеломляющее, — отмечал Н. Богоявленский, — как своей величиной, так и… электрическими огнями, которых не было у британских военных судов, стоявших в Персидском заливе». До появления в водах этого залива русских кораблей арабы считали, что «войска у русских — много, а вот военных судов нет совсем». Это, конечно же, не осталось незамеченным англичанами. И они задались мыслью восстановить пошатнувшийся имидж их флота в глазах арабов Прибрежной Аравии. «Завели электрические огни на своих судах». Прислали в Залив «крейсер “Амфитрина”, похожий на “Варяга”, и величиной, и… электрическими огнями. Но успеха, кажется, не имели»;
