Зина начала занятия в студии, но продлились они только месяц: Тенишева временно закрыла школу. Да и в этот месяц Репин не приходил на занятия, так что Зина его и не видела. Однако и в это короткое время работа в студии шла по репинской традиции. Здесь будущая художница впервые начала рисовать с гипсов и, более того, приступила к штудиям натурщиков. Работала она как всегда усердно, увлеченно, самоотверженно. Сохранились ее уже вполне удачные учебные рисунки, даже акварельный этюд натурщика. Но еще важнее и доказательнее для ее необычайной целеустремленности или, проще говоря, невозможности жить не рисуя — альбом «тенишевского» месяца, полный портретных зарисовок соучеников, очень метких и, по существу, уже профессиональных. Особенно же интересны акварели, изображающие работающих учениц-тенишевок. Цвет в них точно выверен и обобщен, отсутствует мелочная детализация, зато подчеркнуты характерность и неповторимость поз. Множество созданных за месяц очень удачных работ доказывает, что Зина Лансере с ранней юности умела совершенно сознательно извлекать из самых кратких, почти случайных уроков наибольшую пользу для себя как будущего живописца.
Капри. 1903
Наступает весна — и поездка в Нескучное, откуда Зина и пишет матери вышеприведенное письмо. Не так восторженно, но не менее характерно письмо ее сестры Кати: «Дорога по случаю дождя очень плохая, так что пока мы дотащились до Нескучного, мы успели замерзнуть и пожалели даже, что не было с нами зимних вещей. Сегодня хотя дождь и перестал, но зато страшный ветер, так что я не выхожу, а Зина все ходит и ищет, что бы ей рисовать…»[15].
Этим летом Зина, так же как в предыдущие годы, непрерывно работает, сохранились ее многочисленные наброски крестьян, крестьянских детей, акварельные пейзажные этюды. Но, очевидно, здоровье ее оставляет желать лучшего. Мать боится вспышки наследственного туберкулеза и решает увезти трех дочерей (оставив в Петербурге Соню, старшую, учившуюся в институте, и уже совершенно самостоятельных сыновей) в Италию. Осенние месяцы и начало зимы они живут на Капри (сохранился прекрасный, можно сказать мастерский, темперный этюд узкой улички под перекинутым через улицу переходом, предвещающий будущие городские — итальянские и французские — пейзажи Серебряковой), а март и апрель 1903 года проводят в Риме, где тесно общаются с впервые посетившими Рим Александром Николаевичем и Анной Карловной Бенуа и их детьми, а также с А. П. Остроумовой, приехавшей из Петербурга с «дядей Шурой». Это совместное пребывание в Риме сыграло, несомненно, большую роль в формировании юной художницы, так как общение с Бенуа было, по словам той же Остроумовой, «отличной школой»[16] ознакомления с искусством античности, живописью и скульптурой великих мастеров Возрождения. Затем Екатерина Николаевна и девочки Лансере проводят несколько дней в Вене, где осматривают один из богатейших в Европе Художественно-исторический музей, а также знакомятся с современным искусством на Венском Сецессионе (Екатерина Николаевна достаточно точно объясняет дочерям особенности живописи «новых» живописцев — «видишь мазки, краски, неоконченность, а отойдешь, натура так и бьет, свет правдивый и выбор сюжета близкий к нам, очень хорошо!..»[17].
В мастерской О. Е. Браза. 1903–1904
Летом в Нескучном поправившаяся Зина как всегда много работает, и «дядя Берта (то есть Альберт Николаевич Бенуа. — А. Р.)… очень доволен ее работой»[18]. К этому году относится предвещающий будущие «крестьянские» произведения очень выразительный и вполне профессиональный портрет — «Крестьянская девочка Христя».
Осенью 1903 года Зина — по совету «дяди Шуры» — поступает в мастерскую Осипа Эммануиловича Браза, весьма серьезного преподавателя и, вместе с тем, близкого Бенуа и его друзьям художника, члена «Мира искусства» («Браз был по всему своему духовному складу, по своим художественным вкусам и симпатиям типичным „мирискусственником“», — писал в некрологе о нем Бенуа[19]). Прекрасный портретист, заваленный заказами (увековечивший себя знаменитым портретом А. П. Чехова), Браз в эти годы не слишком много внимания уделял своим ученикам, но благодаря высокой культуре, прекрасному знанию старого и нового западноевропейского искусства приохотил их к копированию классических образцов живописи в Эрмитаже (так, Зинаида Евгеньевна копировала «Девушку с серьгой» Рембрандта), научил их ценить Рубенса и Тициана, вглядываться в особенности их великого мастерства. А в своей школе он предоставлял ученикам большую свободу, в мастерской при этом всегда стояла обнаженная модель и вообще широко практиковалась работа с натуры. От этого периода, продлившегося два года, сохранилось множество натурных рисунков Серебряковой — и натурщиков, и постоянных зарисовок товарищей. А от летних месяцев — все более совершенных пейзажей, набросков сценок и отдельных фигур крестьян, а также ряд портретных рисунков и акварелей.
Рынок. Париж. 1905–1906
В это время все освещено и окрашено для двадцатилетней Зинаиды Евгеньевны большим чувством — к ее двоюродному брату Борису Анатольевичу Серебрякову, сыну сестры ее отца, в честь которой она и была названа Зинаидой. Летом 1905 года она выходит за него замуж[20]. А поздней осенью того же бурного и трагического года, когда в России стало невозможно спокойно учиться[21], Серебрякова с матерью едет для продолжения художественного образования в Париж (через несколько недель с той же целью, чтобы не терять год, приехал к ним в Париж и молодой муж Зинаиды Евгеньевны — студент Института путей сообщения). Однако, прежде чем вкратце остановиться на пятимесячном пребывании Серебряковой в Париже, необходимо упомянуть, что до отъезда из Петербурга она побывала на блестящей, поистине исторической выставке портретов, устроенной С. П. Дягилевым в Таврическом дворце, что имело для нее, будущей прекрасной портретистки, очень большое значение, так как она смогла увидеть великолепные образцы работ русских портретистов конца XVIII — первой половины XIX века — Рокотова, Левицкого, Боровиковского, Кипренского, Тропинина, Брюллова — и современных мастеров во главе с Серовым.
В Париже Серебрякова поступает в академию Grande Chaumière, но ее преподаватели Симон и Дошё фактически не занимаются со студийцами, и Зинаида Евгеньевна предоставлена, как и все остальные, сама себе. Однако в противоположность большинству учеников, главным образом любительницам-англичанкам, Серебрякова умеет использовать все возможности приобретения мастерства. В студии все время позируют, сменяясь, натурщицы, и как раз для молодой художницы очень важна эта смена типов и движений. Но самое главное — в Париже она получает сильнейшие «познавательные» импульсы — знакомится с Лувром, где она делает наброски карандашом и акварелью с картин Брейгеля, Ватто, Фрагонара. А главное, по-настоящему узнает произведения Милле, с одной стороны, и импрессионистов — с другой. Ее
