Дел было ещё невпроворот. До снега Павел успел частично в порядок участок, вывезти весь хлам, начать и выиграть войну с бурьяном, вспахал специально купленным мотокультиватором половину из прилагающихся к дому соток и завёз материалы для внутренних работ. С этими внутренними работами тоже вышла накладочка. Ни один из четырёх бригадиров строителей, которых он приглашал по очереди, постепенно теряя надежду на понимание, не мог взять в толк, почему нельзя сорвать и выкинуть старый паркет, посносить на… (далее непременно звучало ругательство) ветхие стены и заменить их на... (и снова непечатное выражение) универсальным гипсокартоном и с какой стати следует церемониться с оконными рамами, сделанными, кажется, ещё при царе Горохе.
Наконец, отец Пётр не выдержал страданий друга и духовного чада и нашёл где-то фантастических дедков, бывших реставраторов, работавших прежде в разных усадьбах. И те весело и дружно взялись за работу именно так, как хотелось это Павлу: бережно и с пониманием необыкновенной ценности Дома. Павел с дедками на почве полного взаимопонимания подружился, все свои выходные помогал им в работе, с удовольствием слушал их реставраторские байки и не уставал благодарить их и отца Петра за помощь.
К двадцатым числам декабря первый этаж был частично сделан, дедки разъехались на каникулы с клятвенным обещанием вернуться после Рождества и всё закончить к весне. А Павел решил встречать Новый год и Рождество в своём Доме. Он и подумать не мог оставить Дом без праздника. Родители обещали приехать и отец Пётр с матушкой Ольгой и шестью детьми Вот будет веселье! Шум, гам, тарарам! И Дом окончательно оживёт…
Павел улыбнулся своим мыслям и поднялся на второй этаж. У соседей сзади смешная девица в телогрейке и валенках, похоже, всё-таки сорок второго размера, тащила из дома к ёлочке, росшей у беседки, огромную корбку, из которой торчала разноцветная мишура. Эрделька Гера носилась кругами за крупным рыжим котом, который, казалось, ничуть не боялся грозной собачищи, догнала его и повалила в снег. Девица бросила коробку, плюхнулась рядом со зверями, откинулась в сугроб и захохотала. Собака с котом тут же перестали возиться и дружно кинулись на хозяйку. Она смеялась и кидала в зверьё снегом, эрделька звонко лаяла, а кот носился вокруг них, подняв рыжый хвост, отчего-то сильно смахивающий на ёршик для бутылок.
Павел засмеялся было тоже, но тут же устыдился того, что так радостно и увлечённо наблюдает за соседской кучей малой, обозвал себя тайным вуайеристом и занялся делами, от которых его оторвал истошный женский визг. Павел кинулся к окну, выходившему в его двор: визжала какая-то женщина, прижавшаяся спиной к калитке. Фред, стоя на задних лапах, передние поставил незваной гостье на плечи и громко дышал в лицо.
- Это ещё что за дела?! - рявкнул Павел и рванул вниз. Пока он бежал, женщина визжала на одной ноте и как-то удивительно противно.
Павел вылетел во двор, как был, в джинсах и свитере, и заорал:
- Фред! Нельзя! - дрессурой он собаку не изводил, но Федя был псом на редкость сообразительным, речь хозяйскую понимал великолепно и слушался неплохо. Ризеншнауцер выразил крайнее неудовольствие, но всё же подчинился и с явной неохотой встал на четыре лапы. На его бородатой морде застыла обида. Как так, он проявляет чудеса расторопности и служебной выучки, на входе ловит подозрительную тётку, так противно пахнущую такой смесью химических запахов, потом и, как ни странно, мужчиной, что у него, Фреда, аж дыхание спёрло, пока он, дыша в сторону, выполнял свои обязанности, а ему приказано отпустить добычу! Нет, они так не договаривались! У них с хозяином любовь и взаимоуважение. Наверное, он что-то не понял, хозяин. Или наоборот не понял Фред. Может, хозяин сейчас сам запах почует и тётку выгонит взашей?
- Простите, пожалуйста! - тем временем говорил хозяин совершенно невозможные слова. - Он у меня добрый вообще-то, но сегодня не с той ноги встал, похоже. - Фред оскорблённо заворчал, скинул хозяйскую руку с головы и отвернулся. Раз так - пусть хозяин сам с незваной гостьей разбирается. Ишь ты, не с той ноги встал! Хамство какое!
- Здравствуйте, - запела низким голосом тётка, и Фреду стало противно, - вы уж меня простите, пожалуйста. Собачка-то ваша какая сердитая, хотя я сама виновата, зашла без спросу. Увидела, что в доме кто-то есть, и решила зайти спросить, не нужна ли прислуга. Вы ведь один здесь живёте?
- Один, - согласился растерянный Павел, - спасибо, конечно, но я как-то сам справляюсь...
Вот-вот, - подумал Фред, - сами справимся, идите себе, куда шли, и запах свой противный с собой забирайте
- Дом-то у вас какой огромный, как же можно такому молодому человеку да одному? Может, надумаете, я недорого возьму! - не дала Павлу закончить женщина. - Вы же здесь наверняка не целыми днями сидите: работа, дела, любовь, - она заговорщицки подмигнула, и Павлу почему-то стало неприятно. - А я и за домом пригляжу, и поесть приготовлю. Меня, кстати, Алёной Михайловной зовут. Вы не думайте, что я деревня глухая. Я ведь из интеллигенции местной, на телефонной станции работала всю жизнь. Так что вам за меня стыдно перед гостями не будет, не сомневайтесь!
- Не сомневаюсь, Алёна Михайловна! Не сомневаюсь. Спасибо огромное, но я сейчас в отпуске, за домом сам пригляжу. До свидания, спасибо, что зашли! - совершенно обескураженный таким напором Павел попытался потихоньку оттеснить женщину к калитке, но не преуспел в этом. Дамочка уходить не желала. Он ещё несколько раз проникновенно поблагодарил, пару раз пожал крепкую руку, четыре раза извинился и только после этого с трудом выдворил работницу телефонной станции на улицу. Но и тут она буквально повисла на его руке, расписывая свои достоинства.
Может, и неплохо было бы пригласить какую-нибудь милую женщину пенсионного возраста помогать по дому. Но беда в том, что данная особа с его обожаемым Домом никак не монтировалась. Ну, как банка колы с дореволюционным кузнецовским сервизом его бабушки, или сани-розвальни с изящной арабской лошадкой, или бультерьер с летящей русской псовой борзой... Странно, бультерьер какой-то в голову пришёл, глупость, нелепица, - сам себя обругал Павел. После этого он решительно ухватил не подходящую Дому дамочку под кокетливо отставленный локоток и, ласково приговаривая про дела, приближающийся Новый год и прочая, прочая, умудрился-таки её от себя отцепить и оставить одну на улице. И даже мук совести при этом не испытал, так надоела ему за несколько минут женщина.
- Надо и вправду кого-нибудь нанять, - подумал вслух Павел, - а то я тут пейзан против себя настрою, если буду всех желающих поработать, заявляющихся сюда, спасать от Фреда и выставлять на улицу. А так пусть с потенциальными конкурентами борьбу ведёт помощник или помощница.
В этими непривычными, но, пожалуй, приятными и ужасно хозяйственными мыслями он потопал ботинками по ступеням крыльца и плотно закрыл за собой дверь. Ему и в голову не пришло выглянуть за калитку и посмотреть, куда направилась выдворенная за пределы участка дамочка.
Подмосковье. Декабрь 1998 года. Злата
- А у нас-то, слыхали, земля дорожает! Да-а… Кто бы мог подумать! На деньгах сидим, по деньгам ходим, в деньгах копаемся! – соседка Трофимовна, имени которой никто, казалось, и не знал, дородная тётка с острым носиком и высоким до невероятности при таких габаритах голосом, держалась руками за штакетник и заглядывала сквозь него. То одним глазом посмотрит, то другим, обоими никак не получалось: мешали штакетины. – Эх! Продать бы кому мой участок!
