Ее покои были большими, а еще имели личную мойную комнату. Туда меня и затолкала, потом принесла теплой воды и принялась учить стирать…
Я и не знал, что это целая наука! Мало того, что постирал, надо правильно отжать, так еще и повесить!
— Иди, — напоследок бросила она. — Высохнет, принесу. У тебя запахнет, а в общей сушильне оставлять вещи не советую.
— Спасибо вам, мадам Пуасси.
— Иди уж, чудик контуженный, — провожала она меня до комнаты со слезами умиления. — И постарайся больше головой не биться. Иначе скину вниз по лестнице!
Засыпая на чистом белье, выданном комендантом, я задумался:
«Что же со мною происходило, если я так жил?»
С рассветом продолжил уборку, разобрал по местам книги и тетради, но к моему удивлению исписанной оказалась лишь одна, и то на четверть. И это как же я учился? И учился ли?
Утром проснулся спозаранку и побежал в столовую. Увидев меня, страждущего под дверью, кухарки неприветливо забурчали, попытались выставить, мол, приходи позже. Однако я был так голоден, что не постеснялся чуть поныть и заглянуть в глаза.
Ошарашенные помощницы из учениц покосились друг на дружку, помолчали, а потом одна из них, пухленькая, аккуратненькая девушка, принесла пирога.
— Бери и иди, — отчеканила она, прерывая поток моих благодарностей. — И не вздумай никому проболтаться, что пожалела тебя.
Я так и застыл с пирогом в руках. Что же такого сделал, что меня все ненавидят?
— И верно, хорошо стукнули! — вздохнула другая и протянула еще булочку, — Иди, — подтолкнула в спину.
Я не стал испытывать судьбу и оставаться в столовой. Нашел укромное местечко в коридоре за чьей-то объемной статуей и быстренько умял еду. Булочку затолкал в сумку и побежал за учебниками.
Академия только просыпалась, сонные студиозы в синих, зеленых, коричневых формах высыпали в переходы, а я уже успел записать расписание на седмицу, набрать книг в библиотеке и донести до комнаты. Однако как только открыл дверь, замер — потому что все вновь было разбросанным, непонятно откуда пахло пакостью, а на столе сидел огромный таракан!
Меня затрясло от обиды и брезгливости! И я побежал в мадам Пуасси за шайкой и тряпкой. Рассказывая ей, зачем мне с утра понадобилось все это, едва сдерживался от слез.
Комендант, наблюдая, как мои губы вытягиваются от досады уточкой, глаза краснеют, стояла, прижав руки к груди, и смотрела на меня, как на недоразумение.
— Сидерик Вопет! Вот твое скверное поведение вышло тебе боком, — вздохнула она. — Теперь не сомневаюсь: кто-то из бытовиков сделал гадость.
— И что делать? — заканючил, смотря с надеждой. Не знаю, как раньше терпел всю эту грязь, но теперь я чистюля и боюсь мерзкую живность. — Он во-от такой видел и шевелил усами!
Мадам Пуасси еще раз шумно вздохнула, окинула меня с ног до головы, а потом затащила в комнату, закрыла дверь и пробурчала:
— Ну, за что мне достался? То прибить хочется, то пожалеть. Ладно, — махнула рукой. — Бери ведро, тряпку и пойдем, но если кому-нибудь проболтаешься! — огромный натруженный кулак мелькнул у моего носа.
Вместе с комендантом перетрясли комнату, перетащили мебель в поисках подброшенного амулета. И когда уже отчаялись найти, я приметил, что одна половица чуть приподнята. Надавил на нее ногой, и она закачалась.
— Не закреплена, — подытожила мадам. Мы склонились над этой доской, осторожно подцепили, а когда подняли, нашли несколько замысловатых бляшек со странными символами. Я завизжал, как девчонка, когда оттуда полезли тараканы, и коменданту пришлось самой вынимать находки.
— Выбросьте! Выбросьте их скорее! — махал руками я и прыгал от гадливости на месте. Но мадам сжала амулеты в ладони и мстительно произнесла:
— Э, нет! Бертольдин клялся, что его студиозы тут не причем. На тебя вину валил. Теперь пусть пеняет на себя, когда ночью проснется с гостями! А ты, малец, только попробуй проговориться! — она зловеще прищурила глазки, и я понял, лучше повторно не ссориться. Да и не дурак, буду помалкивать.
Днем пролистывал прошлогодние учебники. Хорошо, что в первый сезон обучения проходили общие основы, и, лишившись памяти, я не забыл ничего из того, чего бы сам не мог наверстать.
Как старательный студиоз, полный энтузиазма, сел записать краткий конспект по прочитанному. Слава Всевидящему — читать не разучился, но вот пальцы с пером управлялись плохо, будто не привыкли держать его.
«Точно был злобным неучем!» — согласился я и, стараясь доказать себе и всем, что чего-то стою, засел за учебу до вечера. Даже обед и ужин пропустил, а когда спохватился — было уже поздно.
«Рискнуть — не рискнуть сунуться в столовую?» — гадал, но живот так ныл, что решился наведаться. По правде, я боялся большого скопления учеников, но уж очень есть хотелось.
Стараясь лишний раз не попадаться людям на глаза, добрался до опустевшей столовой. Я не надеялся, что что-то осталось, однако подавальщицы меня ждали.
— Явился? — грозно спросила пухленькая.
— Угу, — опустил голову и кончиком ботинка прочертил линию на полу. — Сжальтесь над голодным студиозом! — Да-да, я уже интуитивно оценил важность жалостливого взгляда.
— Нет, вы посмотрите на него! — бросила другая, а третья за ее спиной тайком захихикала в кулачок.
Я молчал, тер носком пол и погладывал исподлобья.
— Ладно, но не наглей и в следующий раз приходи вовремя.
От моей довольной улыбки пухленькая девушка залилась румянцем, я и сам покраснел под пристальными девичьими взглядами. Но теперь жизнь уже не казалось черной.
Поужинав в комнате, решил наведаться к магистру Лужо. По переходу беспроблемно добрался до восточной башни и направился к кабинету целительницы. Встречные косились на меня, некоторые оборачивались, шептались вслед, и ни один человек не улыбнулся, но я терпел и старался идти ровно, не сутулясь. Спасибо мадам Пуасси. После того, как стукнула большой ладонью по спине и сказала, что так я напоминаю ей таракана, горбиться перехотелось. Однако под тяжелыми, осуждающими взглядами держаться было тяжело.
Дойдя до нужного кабинета под номером 715, постучал, просунул голову и нарвался на настороженные, недобрые взгляды четырех студиозов.
— А где магистр Лужо? — спросил и в ответ услышал грубость:
— Чего пришел! Магистр и так на тебя сил немерено извела, так что убирайся, пока цел.
— Магистр Лужо знает, что я должен придти, поэтому будьте добры сообщить о моем приходе! — сердце ухало, но просто так уйти, свесив голову, не позволяла гордость. Студиозы переглянулись.
— Убирайся! — встал из-за парты старшекурсник. Высокий, сильный, но я стыдился показывать слабость.
Это же не разбойники! Что могут сделать? Если только ударить.
