Минуя брошенный Тикаль, конвоиры вышли к берегу озера Петен-Ица, не слишком большого, но глубокого. Вода его словно разбавлена была кобальтовой синью.
По берегам озера стояли десятки индейских поселений, а на острове посреди синих вод белели пирамиды, дворцы и храмы Та-Ицы.
Узкой дамбой, затем по связкам бальсовых плотов-понтонов пленники вышли к городу, окружённому невысоким валом — города майя вообще не знали крепостных стен, стояли открыто, но тут уж, как говорится, прижало.
Стало людно. Олег, отвыкший от толп народу, чувствовал себя неуютно. Впрочем, многолюдье способно было не столько помешать его плану, сколько способствовать. В толпе инстинкт превыше всего…
Бледнолицых сразу завели на обширный стадион и оставили там под охраной. Сощурившись, Сухов осмотрелся.
Стадион занимал площадку примерно полста на пятнадцать, если мерить большими шагами, и был вытянут с юга на север. С коротких сторон поднимались глухие стены, а с длинных они были пониже, в полтора человеческих роста, густо расписанные на тему игры в мяч и приношения в жертву побеждённого.
Точно посерёдке длинных стен, на краю, висело по массивному каменному кольцу, изображавшему змея, вцепившегося в свой хвост. А дальше, за краем, шли пологие скаты, уставленные подобиями деревянных скамей. Над ними поднимались высокие шесты, поддерживавшие навес из пальмовых листьев, дабы зрителям голову не напекло.
Олег усмехнулся. Стадион напомнил ему амфитеатр, на арене которого умирали римские гладиаторы. Индейцы, правда, менее кровожадны, чем римляне, и казнят только одного человека — капитана проигравшей команды. Гуманизм, однако…
— Привыкайте, игроки, — ухмыльнулся Сухов, присаживаясь в тень, отбрасываемую стеной с росписями.
До самого вечера их никто не тревожил. Потом даже гамаки принесли — молчаливые индейцы, явно из городских, ловко вбили колья в утоптанную землю, навесили бамбуковые рамки с сеткой — почивайте, мол, — и удалились. Ненадолго — пришла пора ужина.
Майя расстарались — и черепашье мясо подали, и свежайшие маисовые лепёшки, и даже водку-мескаль в калебасах.
— Ну, поехали! — сказал тост Олег и выпил за успех.
В «своём» времени он уважал текилу, а мескаль отличался от неё только названием. После долгого воздержания горячительный напиток подействовал благотворно — расслабил члены, освободил голову от тревог. Мысли потекли вяло и умиротворённо.
Что будет утром, то и будет. Однова живём.
Всего-то делов — выиграть турнир. Сухов вздохнул.
Удивительно, но вся эта масса приключений, что валилась на него с завидным постоянством, становилась ему скучна. В конце концов, приключения тела — это привилегия юности, когда мыслей в башке минимум, и ты живёшь больше ощущениями.
Старость подкралась незаметно? Ага, щаз-з… Не дождётесь.
Покачивавшийся гамак уносил капитана Драя в страну сновидений…
А рано утром сработал «будильник» — гулко заколотили барабаны. Сотни барабанов по всему берегу поднимали глухой рокот, пугая стаи птиц.
Единственный выход на поле — трапециевидный проём, задёрнутый тяжёлой кожаной шторой, — открылся, и гуськом стали прибывать зрители. Все, даже бедняки, были разодеты в пух и прах, перьев было столько, что казалось, будто ты попал на огромный птичий базар.
Последними пожаловали жрецы, «генералы»-наконы, и сам касик.
Кан Балам Икналь был невысокого роста и средних лет, с квадратным лицом, хранившим выражение надменности и скуки. Надменной скуки. Скучавшей надменности.
Он сидел в почётном первом ряду, рядом с каменным кольцом. А под ним, у стены, выстроились соперники белых — дюжина майя, тоже в перьях, в набедренных повязках, в смешных хомутах и полезных обмотках.
Молчаливые служители и белым надели такие же наколенники и налокотники — снизу вата, сверху толстая кожа.
Разминая кисти, крутя шеей, Олег рассматривал касика. Тот тоже пристально разглядывал бледнолицых, отыскивая своего напророченного убийцу.
Тут барабаны выдали оглушительную дробь и стихли.
Набрав воздуху в грудь, Сухов проорал заученную фразу на майясском:
— Касик! Я тот, кому боги поручили убить тебя! Игра будет честной, и мы победим, ибо пророчество должно свершиться!
Кан Балама передёрнуло, но лицо он постарался сохранить. Взяв мяч, поданный ему жрецом, касик встал и на чистом французском ответил:
— Игра будет честной, бледнолицый, ибо её судят боги, против коих ты смеешь возносить хулу!
Перейдя на майясский, он стал говорить совершенно непонятные вещи, суть которых передал Ташкаль:
— Вождь говорить, что начинаться игра и что боги на стороне майя.
— Ну-ну…
Одновременно грохнули невидимые барабаны, и касик бросил мяч на поле.
Первым его поймал игрок-майя. Сорвавшись с места, он метнулся и в великолепном прыжке ударил по мячу, да с такой силой, что увесистый чёрный колобок из каучука ударился об стену над головой Сухова и рикошетом отлетел обратно. И краснокожий снова приложился натренированным локтем, посылая мяч в толпу бледнолицых.
Тут свою партию сыграл Джим — могучим, хотя и не совсем умелым ударом биты он отпасовал мяч. Кто-то из индейцев тут же отбил его — и белые не поспели, мяч покатился по земле.
Трибуны взревели, засчитывая очко.
Ташкаль подхватил мяч, подбросил его и резко саданул коленом, посылая каучуковое ядро соперникам. Мяч шёл низко, и майя пришлось пасть на колено, чтобы отбить пас бедром.
Тлачтли метнулся поймать чёрный «бладжер», но Кэриб резко заступил ему дорогу, тяжёленькой битой отпасовывая подачу. Пробил он весьма удачно — мяч ударился об стену напротив, вызывая изумлённый гул толпы. Плюс очко!
Майя вызверились и отбили мяч с такой силой, что чудом никого из белых не покалечили. «Бладжер» взмыл вверх, и тут его достала бита Джимми Кида, вложившего в удар всю свою медвежью силу, — мяч влетел в толпу индейцев, снося одного из игроков. С коротким вскриком тот упал с переломанными рёбрами.
Трибуны взревели, краснокожие зрители вскакивали, грозя белым страшными карами. Джим на это ответил неприличным жестом — и едва не пропустил мяч. Тот просвистел и угодил Мигелю в голову.
Бедолага даже не пикнул, умер сразу, будто сражённый ядром.
Зрители заголосили, празднуя победу…
Ещё четверть часа такой игры, возбудившей болельщиков до крайности, и Сухов сделал знак Тлачтли: твой выход!
Получив мяч от Кэриба, апач резко ударил по нему, посылая в кольцо. Неудача! Чёртов «бладжер» — нет, скорее уж, «квоффл» — задел краем изваянного змия и отлетел.
Болельщики зачарованно выдохнули. Хоть и минус очко, но попытка выигрыша была!
Касик подпрыгнул на месте и что-то прокричал своей команде.
