Морган смертельно побледнел.
— Да! — выдохнул он.
— 25 августа 1688 года вы умрёте, адмирал, в чине вице-губернатора. Со всеми почестями вас похоронят в церкви Святой Екатерины. А четыре года спустя землетрясение разрушит Порт-Ройал, и гигантские волны смоют ваш прах в море…
— Вот и славно… — прошептал адмирал.
Встряхнувшись, он светло улыбнулся. Склонившись, поцеловал донне Флоре руку, и сказал:
— Я узнал всё, что хотел, прекрасная сеньора, и теперь спокоен. В душе моей установилось равновесие — я знаю, сколько мне осталось, мне известны имена моих друзей и моих недоброжелателей. Кажется, я догадываюсь, о чём вы думаете, Драй. Как же это, мол, знать дату своих похорон! Вы полагаете за лучшее быть в неведении, строить планы, бояться — а вдруг скоропостижно скончаешься? А я устал бояться. Теперь я точно знаю, когда меня приберёт Господь, и осталось мне немало. Прощайте, сеньора, и — благодарю вас!
— Адмирал Морган, капитан Драй, — несколько смущённо заговорила девушка, переводя взгляд с одного на другого. — Я хочу покинуть эти места и уехать в Европу.
Генри посмотрел на Олега.
— Я тоже, — кивнул Сухов.
— Из Сан-Лоренсо сообщают, — сказал Морган, — что задержали испанский флейт, гружённый продовольствием. Я дарю его вам, капитан, за верную службу. Берите свою команду или наймите новую и отплывайте. Проводите сеньору туда, куда она скажет.
— Слушаюсь, адмирал, — улыбнулся Драй.
Генри кивнул и энергично зашагал вон. Олег и Флора смотрели ему вслед.
— Куда ты хочешь направиться? — спросила девушка. — И что делать?
Сухов пожал плечами.
— Хорошо бы сразу к берберам, да не выйдет — сила у них великая. Отправлюсь для начала в Париж, представлюсь королю. Выражу горячее желание послужить его величеству на поприще борьбы с пиратами Варварского берега… А там видно будет.
— Я с тобой! — Флора покраснела. — Я знаю, что ты женат, но… у меня не осталось в этом мире человека более близкого мне, чем ты.
Олег бережно обнял девушку за плечи, и та доверчиво к нему прижалась.
— Всё будет хорошо, Шочитль. Вот увидишь.
14 февраля пираты покидали разграбленную и порушенную Панаму. Они вели за собой сто пятьдесят мулов, гружённых серебром и золотом, — более пятисот тысяч песо!
А всего несколько дней спустя после их ухода к берегам Панамы пристали восемнадцать кораблей, посланных вице-королём Перу. Поздно.
Сухов «сделал ход конём» — увёл табун лошадей вместе с испанскими сёдлами и прочим. Выйдя к своим людям, он сказал:
— Наш адмирал даёт мне флейт, отобранный у испанцев в Сан-Лоренсо-де-Чагрес. На нём я отплываю во Францию, дабы сопроводить сеньору Состенес и послужить королю Людовику — хочу дать жару пиратам-берберам. Галиот и баркалона остаются здесь. Кто пойдёт со мной к французским берегам — милости просим на борт «Ретвизана», так я окрестил флейт. Кто решит попытать счастья у берегов Испанского Мэйна — поднимайте паруса на «Ундине» и «Пилар». Я никого не тороплю с ответом, решите, как быть, в устье Чагрес. Так что — по коням и марш, марш!
Несколько дней спустя суховская команда, ведя в поводу запасных лошадей и вьючных с добычей, добралась до крепости Сан-Лоренсо.
Пока корсары делились впечатлениями, Олег поднялся на борт флейта «Сан-Педро» и велел местным работягам из деревни Чагрес сбить старое название и выложить новое.
Ещё до наступления сумерек на корме корабля засияло золотом: «РЕТВИЗАН».
Проводив измученную поездкой Флору в её каюту, Сухов завалился спать в капитанской. А утром, когда он вышел при полном параде на палубу, его приветствовала «сборная» команда «Пилар» и «Ундины» почти в полном составе.
Айюр и Голова, Бастиан и Илайджа, Ташкаль и Тлачтли, Джимми Кид и Винченцо, и ещё, и ещё… Даже чернокожий Прадо сиял улыбкой, заняв своё место в строю.
— Спасибо, мужики, — серьёзно сказал Сухов. Подняв глаза к верхушкам мачт, на которых развевались французские стяги, он скомандовал: — Отдать швартовы!
Матросы забегали, затопали сапогами, исполняя приказание.
— Поднять паруса!
Лёгкий бриз потянул флейт от причала, уводя его в сторону севера. Туда лежит его дорога — между Юкатаном и Кубой, огибая Флориду, в открытый океан, в порт Рошфор.
Олег взошёл по трапу на шканцы, поглядел на уплывавшие назад берега обобранной Панамы.
Перевёл взгляд на нежное личико Флоры, вышедшей подышать, и улыбнулся. Всё будет хорошо!
Придерживая левой рукой палаш, правой он схватился за резной поручень. Как там пел Витька Акимов?..
…И, взойдя на трепещущий мостик, Вспоминает покинутый порт, Отряхая ударами трости Клочья пены с высоких ботфорт.
Или, бунт на борту обнаружив, Из-за пояса рвёт пистолет, Так, что золото сыплется с кружев, С розоватых брабантских манжет!
…Разве трусам даны эти руки? Этот острый, уверенный взгляд, Что умеет на вражьи фелуки Неожиданно бросить фрегат?..
Будет тебе и фрегат, и фелуки, пообещал себе Сухов.
И королевской милостью тебя не обделят, и женской лаской.
И врагов ты себе наживёшь, и друзья за тебя горой встанут, и однажды ты шагнёшь из прошлого в будущее, домой. Всё у тебя будет как у людей…
