— Мам? — окликаю я, поворачиваясь на табурете передзеркалом, чтобы посмотреть ей в лицо.
— Ох, прости, детка, ты что-то сказала?
— Я говорю, может быть, мне не ходить завтра? Хочешь, яостанусь дома, с тобой?
— Что за глупый вопрос, я даже слышать такое не хочу! —говорит она, выпрямляясь и выпуская из рук платье. Я чувствую облегчение иодновременно жгучий стыд за это облегчение.
— Ничего не глупый. Ты беспокоишься, и я хочу побыть стобой.
— Спасибо, Лондон, но завтра вечером со мной ничегострашного не случится. Ты же помнишь, Джим сказал, что на это уйдет нескольконедель, не меньше.
Я слегка вздрагиваю при мысли о маленьком детском теле,которому предстоит эксгумация. Я всей душой надеюсь, что Джонас жив, но в этомслучае на кладбище похоронен чей-то другой ребенок. А если Джонас все-таки жив,то где он сейчас? Счастлив ли он?
— Зато я помогу тебе отвлечься от разных мыслей. Посмотримкакое-нибудь кино, — предлагаю я.
— Лондон, прости, но ты ничего не понимаешь. С тех пор каквсе это случилось, я разучилась отвлекаться. Не было и дня, чтобы я не думала отвоем брате. Разумеется, это не вернуло его назад, но все эти годы он каждыйдень был здесь, со мной. Ты поймешь это, когда сама станешь матерью.
В ее глазах стоят слезы, но она не плачет.
— Мне так жаль, мамочка, — шепчу я, чувствуя себя абсолютнобеспомощной и непоправимо виноватой еще и за то, что не помню Джонаса, заисключением того дня, когда его похитили.
— Ты ни в чем не виновата, — говорит мама. — И никто невиноват.
Мама встает и быстро прижимает меня к себе.
— Ты просто красавица, — говорит она, убирая волосы у меня сплеча.
— Спасибо, мам.
Я поворачиваюсь, чтобы полюбоваться своим отражением взеркале. Мама стоит сзади и обнимает меня за талию, положив подбородок мне на плечо.
— Прелестное платье, — шепчет она.
— Это точно, — соглашаюсь я, вспоминая все, что будетдальше.
Глава сорок четвертая
Я просыпаюсь сама, без будильника. Наверное, сегоднявыходной.
Окинув взглядом комнату, замечаю смятое черное платье,перекинутое через спинку рабочего кресла. Схватив со столика свои записи,узнаю, что вчера вечером был школьный бал.
Не буду врать — мне немного жаль, что я его пропустила.
Словно для того, чтобы отвлечь меня от невеселых мыслей,раздается звонок у входной двери. У меня слегка замирает сердце при мысли отом, кто это может быть.
Я слышу, как мама подходит к двери, слов не разобрать, но,судя по ее ласковой интонации, она узнала гостя. Когда две пары ног начинаютбыстро подниматься по лестнице, я пулей вылетаю из постели и натягиваюбюстгальтер.
На всякий случай.
Через несколько минут, когда мама оставит нас наедине, япойму, что могла бы отлично обойтись без бюстгальтера.
— Зачем ты его надевала? — вопит Джейми с порога. Мненеловко за себя и стыдно за нее, и я очень надеюсь, что мама нас не слышит.
— Не стой в дверях, — тихо прошу я и нагибаюсь, чтобы взятьс кресла платье, на которое она смотрит.
— Не заговаривай мне зубы, — шипит Джейми, делая каменноелицо. — Нет, скажи, ты нарочно меня бесишь?
— Красивое платье, — еще тише говорю я, вешая его наплечики. Платье нуждается в чистке, но я абсолютно не помню, чтобы носила его.— Хочешь, я отдам его в чистку?
— Нет, — грубо рявкает Джейми и, нехотя переступив порог,подходит ко мне и вырывает у меня из рук платье. Я ничего не понимаю, поэтомурешаю подождать объяснений.
— Остальное можешь выслать по почте. У тебя остались моиджинсы, пара свитеров и что-то еще, — говорит она, озираясь по сторонам, словнождет, что я буду отпираться. Это просто смешно, потому что я бы не узнала еевещи, даже если бы они висели у меня под носом!
— Ладно, — кротко соглашаюсь я. Потом смотрю Джейми в глаза,и она почему-то смущается. Теперь я вижу, что она не слишком уверена в своейненависти ко мне.
Джейми продолжает шарить глазами по моей комнате и вдругупирается взглядом в огромную цветную картину.
— Это твой парень намалевал?
— Да, — гордо отвечаю я.
— Просто омерзительно, — кривится Джейми. Она переводитвзгляд на противоположную стену — и глаза ее вдруг сощуриваются, превращаясь вдва бритвенных лезвия.
— Почему ты до сих пор держишь это? — шипит она, кивая нафотоколлаж под названием «лучшие подруги на всю жизнь».
— Мне нравится, — отвечаю я.
— Идиотство какое-то! И выглядит так, будто это клеилребенок, — рявкает Джейми и морщится так, словно только что съела лимон.
— Есть немножко, но, по-моему, в этом вся прелесть, — говорюя, пытаясь смягчить ее гнев.
— Лондон, в этом нет никакой прелести! Это просто глупо.Кроме того, мы с тобой больше не лучшие подруги. И вообще не подруги. Неужелиты до сих пор этого не поняла? Сними это немедленно!
— Не буду, — тихо отвечаю я.
— Тогда я сниму, — заявляет она ледяным тоном.
Джейми подходит к плакату и разрывает его пополам. Праваячасть остается висеть на стене, а левая оказывается у нее в руках.
Она швыряет обрывок, словно он ядовитый.
После этого Джейми уходит, грохоча ботинками по лестнице и стреском захлопнув за собой входную дверь.
Я стою одна посреди комнаты и изо всех сил стараюсь неплакать.
Но потом я вспоминаю, что очень скоро все изменится, поэтомусдерживаю слезы.
Глава сорок пятая
Сегодня я в школе в роли новичка.
Завтра у нас не будет математики, поэтому некому напомнитьмне, где садиться сегодня. На следующей неделе уже не будет походов кшкафчикам, поэтому я не знаю, где находится мой. Джейми и Люк не могут всюдуходить за мной, как собаки-поводыри.
Сегодня у меня последний день занятий в одиннадцатом классе,и лететь придется вслепую.
— Справишься? — спрашивает Люк, беря меня за руку. Судя поего виду, он нервничает не меньше меня. Мы идем через ученическую стоянку,сжимая в руках полупустые стаканчики из-под латте.
— Все будет в порядке. Мама мне все подробно расписала.
— Это замечательно! — говорит Люк. — У нее есть какие-нибудьновости?
— Нет пока, — отвечаю я, чувствуя привычную тяжесть в груди,которая, возможно, останется со мной навсегда.
