Начальники зон занимались похожими вещами, но они вовсе не были отлиты по одной форме. Один из них учился в Париже, но большинство были старыми ветеранами Кхмер Иссарак. Уже тогда они прославились своей жестокостью.
Условия в разных частях страны тоже были разные. Жизнь на рисовых полях в центральной Камбодже разительно отличается от жизни в горах, заросших джунглями на востоке и западе. Решения центра в разных регионах воплощались по-разному.
Кроме того, информация искажалась по дороге. Ибо бытовало амбициозное мнение, что необразованные люди могут занимать руководящие должности. Многие из руководителей были неграмотны, и директивы передавались по ступеням иерархии устно. Вроде игры в «испорченный телефон», когда какие-то слова звучат громче, а какие-то выпадают совсем.
Основной революционный принцип заключался в том, что лучше сделать слишком много, чем слишком мало. Приказ «обезвредить богатых» мог от ступени к ступени истолковываться все более буквально.
Информация, поступавшая в центр с мест, тоже была не очень надежная. Существовал план, которого следовало придерживаться. Если план не выполнялся, местным лидерам грозило наказание. Поэтому данные на каждом этапе тщательно причесывались.
Потом они ложились в основу решений, принимаемых региональным или национальным руководством. Своего рода губительная цепная реакция.
Например: по плану коммуна должна произвести 300 тонн риса. Урожай собран, но составляет лишь 200 тонн. Значит, они потерпели неудачу. Признать это перед руководством они не смеют и поэтому сообщают, что урожай, как и ожидалось, составил 300 тонн. По региональным подсчетам, чтобы прокормить своих членов, данной коммуне требуется 150 тонн риса в год. Поскольку заявленный урожай вдвое покрывает личные нужды коммуны, то избыток, 150 тонн, приказывают направить в другие районы. Коммуне ничего не остается, как выполнить распоряжение. В результате на свои нужды у них остается лишь 50 тонн, то есть втрое меньше их реальной потребности. Далее: региональные власти констатируют, что коммуна с легкостью собрала 300 тонн риса, тем самым выполнив производственную задачу первого года. А значит, им есть куда расти. В следующем году им велят собрать 400 тонн. Крестьяне, несмотря на истощение, вынуждены работать еще больше.
Однозначность — это ошибочный путь. Учитывая, как сильны региональные и локальные различия. Северо-западная Камбоджа, вокруг Баттамбанга, считалась одной из самых трудных областей, и сюда были депортированы сотни тысяч людей, чтобы возделывать новые земли. Восточная Камбоджа, вокруг Кратеха, считалась одной из наименее затратных.
Но в Кратехе существовали коммуны, условия в которых были такие же невыносимые, как в Баттамбанге. И наоборот. Большинство моих собеседников рассказывают о голоде, но несколько человек говорят, что еды было предостаточно. Иногда даже работники соседних коммун жили в совершенно разных условиях, и одни голодали, а другие нет.
Восприятие тоже у всех разное. У крестьян конфисковали их семейные аграрные хозяйства, традиционные социальные структуры были уничтожены. Каждодневный труд становился все тяжелее, но по сути своей не изменился. Заметнее изменилась жизнь горожан. Современное урбанистическое общество потребления за одну ночь скатилось чуть ли не в каменный век, а они сами превратились в рабов-землепашцев.
При ближайшем рассмотрении образ распадается на разрозненные, непохожие фрагменты калейдоскопа.
Что же остается от однозначности? Революция, в которой центральная теория важнее местных предпосылок. Бескомпромиссность. Традиционное насилие, подогреваемое жестокостью гражданской войны.
Вот, пожалуй, и все.
Однозначность, двузначность, многозначность. Что есть причина, что следствие?
Как бы там ни было, я могу сказать только то, что Демократическая Кампучия — один из самых страшных, а возможно, самый страшный режим нашего времени. Сочетание немыслимой жестокости и, нередко, поразительной некомпетентности.
236.
ЕСЛИ НАШИ СЕРДЦА НЕ БУДУТ ПОДПИТЫВАТЬСЯ ЧУВСТВАМИ ИЛИ СОСТРАДАНИЕМ, ТО НАШУ БОРЬБУ НИЧТО НЕ ОСТАНОВИТ!
237.
Дом номер один. Старый дворец французского губернатора у реки. Они сидят вокруг массивного стола из темного дерева. Стол украшен цветами и накрыт к ужину.
Премьер-министр Пол Пот, министр иностранных дел Иенг Сари и делегация от Общества шведско-кампучийской дружбы.
Сегодня двенадцатый день поездки. Об ужине им сообщили всего за несколько часов. Поскольку их не предупредили заранее, Хедда Экервальд и Анника Андервик отправились на свою традиционную прогулку в город. Гидам, однако, не составило большого труда их найти.
И вот они сидят за столом. Хозяева встретили их рукопожатием. Никаких поцелуев в щеку, как было с датскими делегатами несколько недель назад. Возможно, это вопрос этикета, чтобы провести грань между серьезными коммунистическими делегациями и всякими обществами дружбы.
Беседа ведется на кхмерском и переводится на французский. Теперь, когда все интервью уже записаны, участники расслабились и ведут себя не столь формально. Пол Пот упростил один момент. И он сам, и министр иностранных дел Иенг Сари отлично понимают французский, поэтому они больше не ждут, что им переведут вопросы и ответы шведов с французского на кхмерский. Сами они продолжают говорить по-кхмерски, и широколобый переводчик переводит.
Обслуживающий персонал работает быстро и бесшумно. Подают дымящийся рис, ставят на стол рыбный соус в маленьких плоских чашках. Дольки лайма, красный перец. Трей домрей — рыба-слон. Очень неудобная для шведов. В белом мясе куча мелких костей. Пол Пот и Иенг Сари, не прерывая беседы, привычно вынимают кости из уголка рта.
Свежие устрицы. Импортные. Но откуда они? Из Китая? Сырые моллюски — не рискованно ли в такую жару? Гуннар Бергстрём колеблется, но председателю Общества дружбы ничего не остается, кроме как отведать их. Краем глаза он видит, что Ян Мюрдаль потихоньку запихивает свое угощение в карман пиджака.
238.
[ЧЕТВЕРГ, 24 АВГУСТА 1978 ГОДА]
Хедда Экервальд пишет в своем путевом дневнике:
Посещение коммуны Анг Трасом, затем возвращение в Пномпень. Вечером мы были на ужине у премьер-министра Пол Пота и министра иностранных дел Иенг Сари. […] Странно было их видеть. Мы записали интервью с Пол Потом […] Он использовал длинные многосложные слова, например, «аннексионисты и землезахватчики». Он говорил по-кхмерски, и, возможно, на кхмерском это звучит проще. Но потом он беседовал с нами без диктофона и говорил так естественно и просто. Жаль, что вы не слышали его тогда!
239.
ДА ЗДРАВСТВУЕТ СПРАВЕДЛИВАЯ И БЕСКОНЕЧНО ПРОНИЦАТЕЛЬНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ!
240.
Хуэй? Знакомое имя.
Проверяю. Да, действительно, это человек, который допрашивал Исуп Кантхи в S-21, а потом поставил свою подпись под протоколом. Я встречаю его, но не вживую, а в документальном кино. Кажется, он занимается земледелием где-то недалеко от Пномпеня.
