Царь получал всю Ливонию, а также часть Ингрии и Карелии, все остальное возвращалось Швеции. Он соединялся с Карлом XII, дабы восстановить Станислава на польском троне, и обязывался выставить восемьдесят тысяч московитов для низвержения того самого Августа, в пользу которого вел десятилетнюю войну. Петр должен был поставить королю шведскому корабли, которые перевезли бы десять тысяч шведов в Англию и тридцать тысяч в Германию. Предполагалось, что объединенные силы Петра и Карла нападут на английского короля в его наследственных ганноверских владениях, особливо в герцогствах Бременском и Верденском; также предполагалось восстановить в правах герцога Голштинского и заставить короля Прусского возвратить часть захваченных им земель. После сего Карл повел себя таким образом, словно победоносные его армии с помощью войск царя уже исполнили все им задуманное. Он потребовал у императора Германии исполнения Альтранштадтского договора. Венский двор едва удостоил ответом сего государя, коего теперь не было никаких причин опасаться.
Однако король Польши не мог чувствовать себя столь уверенно; он видел собиравшуюся со всех сторон грозу. Противу него уже выступила Конфедерация польского дворянства; после своего возвращения ему постоянно приходилось или воевать с собственными подданными, или вести с ними переговоры. Царь, сей опасный посредник, имел сто галер в Данцигской бухте и восемьдесят тысяч солдат на польских границах. Весь Север Европы раздирался завистью и тревогами. Генерал Флемминг, самый недоверчивый из людей, коего более всех прочих опасались соседние державы, первый заподозрил о замыслах царя и Карла в пользу Станислава. Он вознамерился захватить сего последнего в герцогстве Цвейбрюкенском, подобно тому, как это было сделано с Яковом Собеским в Силезии. Незадолго до того на службу короля польского поступил некий французский искатель приключений вместе с несколькими сообщниками. Он представил первому министру Флеммингу проект похищения Станислава прямо из дворца и увоза его в Дрезден. Проект сей был одобрен. Тогда подобные предприятия были довольно обычным делом: во время последней войны между Францией и Германией некоторые из тех, кого в Италии называют bravi[111], занимались таким же промыслом в герцогстве Миланском. Впоследствии несколько французов, укрывшихся в Голландии, сумели проникнуть в Версаль, намереваясь похитить дофина, их схватили под самыми окнами королевского дворца обершталмейстера Людовика XIV.
Сей авантюрист спрятал своих людей на подставах[112], чтобы захватить и увезти Станислава. Однако покушение сие было раскрыто накануне назначенного дня. Некоторым удалось спастись, другие были схвачены, и им не приходилось надеяться на то, что с ними будут обращаться как с пленниками войны, а не как с разбойниками. Но Станислав вместо наказания ограничился лишь несколькими исполненными добродушия упреками и даже дал денег на возвратный путь. Своей благородной щедростью доказал он, что у Августа были все основания бояться его.
В октябре 1718 г. Карл вторично отправился в Норвегию, теперь уже настолько хорошо подготовленный, что предполагал за полгода овладеть сим Королевством. Его более влекло завоевание заснеженных и покрытых льдами скал, чем возвращение захваченных врагами цветущих германских провинций. Король надеялся на то, что новый альянс с царем и без того возвратит ему оные. Да и честолюбие призывало его отнять у победоносного своего врага целое королевство[113].
В устье реки Тистендаль, неподалеку от Датского пролива, между городами Бохус и Ансло, расположена важная крепость Фредериксхалль, почитающаяся ключом к Норвегии. Карл начал осаждать ее в декабре. Промерзшие до костей солдаты едва ковыряли заледенелую до камня землю; рыть при этом траншеи было ничуть не легче, чем пробивать скалу, однако шведы не унывали, видя, что король разделяет с ними все их тяготы. Никогда еще не приходилось ему переносить столь великих трудов, но натура его, закаленная восемнадцатилетними испытаниями, укрепилась настолько, что теперь, в Норвегии, он спал в чистом поле на соломе или досках, прикрывшись одним только плащом. Многие солдаты замерзали до смерти на постах, но другие, видя короля, переносившего такие же лишения, не осмеливались роптать. За некоторое время до сей кампании услышал он как-то в Скании об одной женщине, которая прожила несколько месяцев совершенно без еды на одной только воде. Карл всю свою жизнь старался на себе самом испытывать крайние для человеческой натуры лишения, и поэтому пожелал он удостовериться, сколько времени сам может провести без пищи. Пять дней он ничего не ел и не пил, а на утро шестого дня поехал верхом за два лье к зятю своему, принцу Гессенскому, у которого плотно пообедал. Его не свалило ни пятидневное воздержание, ни обильная еда после столь долгого поста.
Обладая таковым железным здоровьем, отважным и несгибаемым духом, Карл в любом положении и состоянии не мог не наводить страха на любого своего соседа.
11 декабря 1718 г. в день Св. Андрея отправился он в девятом часу вечера осматривать траншеи, но остался весьма недоволен тем, как устроена была параллель[114]. Руководивший осадой французский инженер Мегрэ заверил его, что через восемь дней крепость будет взята. «Посмотрим», — ответил ему король и продолжал осматривать осадные работы. Он остановился в том месте, где колено траншеи отворачивало от параллели, и, упершись ногами о внутренний скат, положил локти на парапет и некоторое время оставался в сем положении, наблюдая за рытьем траншей при свете звезд.
Когда дело касается смерти такого человека, как Карл XII, важны самые незначительные подробности. Посему должен я уведомить читателя, что так часто повторяемый весьма сомнительный разговор между королем и инженером Мегрэ есть чистый вымысел. Вот что мне достоверно известно о сем событии.
Король высунулся почти наполовину тела насупротив батареи, направленной прямо на то место, где он стоял. Возле него было только два француза: адъютант его, господин Сигье, человек толковый и рассудительный, поступивший к нему на службу еще в Турции и особливо приближенный к принцу Гессенскому, а также тот самый инженер Мегрэ. Пушки стреляли по ним картечью, но король открылся более всех прочих. В нескольких шагах позади командовавший траншеей граф Шверин отдавал приказания гвардейскому капитану графу Поссе и второму адъютанту Кульберту. Сигье и Мегрэ увидели вдруг, как король с громким вздохом упал на парапет. Когда они подошли, он был уже мертв. Полуфунтовая картечь пробила ему в правом виске отверстие, куда могли войти три пальца. Голова его запрокинулась, левый глаз запал, а правый целиком вышел из орбиты. Смерть была мгновенной, но он все-таки успел схватиться за шпагу, и рука его так и осталась на эфесе. При зрелище сем Мегрэ, человек холодный и чудаковатый, произнес: «Пьеса окончена, пошли ужинать». Сигье сразу же побежал предупредить графа Шверина. Они решили скрыть сие известие от солдат, пока не сообщат оное принцу Гессенскому. Тело закрыли серым плащом, Сигье надел свой парик и шляпу на голову короля, и в таком виде Карла под именем капитана Карлсберга пронесли через войска, кои видели своего короля мертвым, но еще не подозревали о сем.
