Великий магистр сильно исхудал, а лицо его сделалось пепельно-серым. Возможно, он перенес ставку в Биргу вовсе по иным причинам, нежели заявлял. Быть может, он что-то заподозрил, или об отравлении его предупредил вездесущий Кристиан Гарди. Магистра это не спасет. Конечно, теперь добавлять в еду мышьяк будет сложнее, но яд уже сделал свое дело, вызвав требуемую слабость и недомогание. Несомненно, старик лечится обычным для преклонного возраста способом. Он попросту принимает слабительное, чтобы очиститься от вредных жидкостей и избавиться от недуга. Неблагоразумный поступок. Такое лекарство в действительности лишь приблизит смерть. Ла Валетт мог извергать из своего тела все, что заблагорассудится, и верить, что очистился и выздоравливает. Магистр не имел понятия об истинном действии отравы. Он не увидит, как разлагается его желудок, готовый принять новую порцию ядовитой смеси. Если мышьяк был лишь причиной, то слабительное или рвотный камень станут следствием, особым средством, позволившим ослабить тело и приблизить гибель жертвы, улучшить усвоение новых порций яда и помешать Ла Валетту спастись. Приближается конечная стадия.
Пока бушевала битва, предатель мог позволить себе тайком улыбаться своим успехам. Он лишь зачинщик, инициатор событий, по завершении которых все решат, что он ни при чем. Сами того не зная, рыцари святого Иоанна забивали последние гвозди в гроб собственного ордена, прописывая магистру губительные зелья.
Нет, ничто не сравнится с ощущением невиновности!..
— Они прорываются! Остановите их!
Гарди повел солдат в атаку. Перебравшись через стену и ворвавшись в брешь, врезаясь в слабеющие ряды защитников и бросаясь на христиан сверху, в крепость хлынули корсары. Совсем как в Сент-Эльмо, подумал Кристиан. Те же оглушительные крики, те же размытые очертания безликих, безымянных людей, что поднимались и падали в бесконечном ревущем потоке.
Гарди сосредоточился. Он столкнулся с корсаром, тот, подняв щит, ударил коротким клинком. Поступок отважный, но несвоевременный. Англичанин крутанул щитом, позволив сарацину проскочить мимо, и, описав мечом круг, вонзил его глубоко под мышку врагу. Алжирец упал как подкошенный. В то же мгновение Гарди ткнул эфесом шпаги в лицо другому пирату, а пока тот держался за рану, ударом слева отрубил ему голову и руки. Кристиан двигался дальше, пробиваясь вперед. Перед ним возник старик, изрыгающий громкие проклятия. Гарди не долго думая рассек его голову вертикально, до самой шеи.
Шаг, уклон, толчок, блок, удар, шаг… Во всем этом заключалась некая простота, некий ритм, ведущий к единственному и окончательному итогу. Рядом с Гарди его люди выполняли то, чему их учили. Они медленно теснили сарацин, обращая атаку в неохотное, небрежное отступление.
— Азраил!
Крик издал облаченный в расшитые золотом одежды молодой воин из Северной Африки. Он гордо стоял, обнажив грудь, среди поверженных — ятаган забрызган кровью до самой рукояти, дерзкий взор устремлен на Гарди. И вновь крик — «Азраил!». Ангел смерти. Кристиан помедлил. Его узнали. Он не слышал этого прозвища много лет, с тех самых пор, как рос среди этих мальчишек, плавал с ними на одних кораблях, скакал галопом в беспечной погоне друг за другом по теплым пескам Пиратского берега. Что ж, та дружба прошла. Англичанин нанес удар, и его прошлое сгинуло вместе с этим человеком.
Гарди спешно поднялся по ступеням на крепостной вал. Здесь пираты все еще мелькали перед глазами, их сталкивали вниз, но они вновь объединялись и возвращались назад. Наверху женщины и дети яростно трудились, заряжая мушкеты и швыряя во врагов все, что попадало на глаза или оказывалось под рукой. Две женщины средних лет столкнули известняковый блок с парапета и наблюдали, как корсары водопадом рухнули вниз со своих лестниц. Девушка пронзила стальным копьем глаз возникшего перед ней захватчика, позволив брату завершить дело. В кровавой схватке участвовали все.
Не стал исключением и фра Роберто, не желавший упускать такую возможность. В заляпанной кровью сутане он возвышался над зубчатой стеной, сжимая в одной руке палаш, а в другой — большой деревянный крест. Оба предмета были орудиями его ремесла, и каждому нашлось применение в битве. Сочетание вышло ужасающее. Священник вплел во взъерошенные волосы зажженные тонкие свечи, и сквозь их дым проглядывало лицо разгневанного великана, Божьего слуги, преисполненного решимости совершать жестокие деяния.
Он поверг одного корсара распятием наземь.
— А теперь признаешь ли ты силу Креста Господня? — Удар ногой сверху утихомирил кричащего человека. — Ваши мушкеты из Феса, ятаганы из Дамаска — лишь пустяк против величия Его воинства.
Другой разбойник бросился на него — вражеский клинок пролетел совсем близко. Фра Роберто поймал жертву за шею перекладиной креста, задержал на месте и проткнул насквозь. Следующим оказался покрытый шрамами ветеран с пергаментной кожей на лице, которого он насадил ударом сбоку на острие клинка и бросил через край.
— Трепещите пред силой Господней! Ибо вы суть солома пред Его вихрем!
Сокрушив одним ударом корсара, готовившегося метнуть дротик, Гарди выкрикнул предупреждение:
— Берегись, фра Роберто!
— Не желаю я беречься, дружище Кристиан. — Священник аккуратно выпотрошил быстро бежавшего пирата, изящно развернувшись, отразил удар сверху и вогнал острие в плоть очередного врага. — Мы все должны встать в полный рост и пасть во имя веры.
В подтверждение сказанного из строя вышла фигура в сверкающем серебром облачении. То был Саногуэрра, высокий и статный рыцарь, прирожденный лидер, — лицо его было посечено пулями. Несколько мгновений он стоял ровно и неподвижно, удерживаемый доспехами, а затем рухнул лицом вниз.
— Есть еще кое-кто, кому нужна твоя помощь, Кристиан. — Фра Роберто обвел руками наводненные людьми укрепления. — Здесь собрался весь город. Ты увидишь, как леди Мария и малыш Люка дерутся с языческими псами.
Гарди бежал со всех ног, словно проходя сквозь строй, чтобы добраться до них. В амбразуре лежал ослабевший мальчик. Кристиан притянул его к себе, резко пригнувшись, когда мелкая мушкетная пуля врезалась в камень. Это был не Люка. Англичанин отпустил тело, бросился дальше, перекатился под корабельной мачтой, которой защитники пытались выбить врагов с осадной платформы, и всадил меч в спину какому-то шейху. Турок завизжал и испустил дух. Изнурительное, кровавое ремесло. Гарди двигался напрямик, отнимая жизни, встречая опасности, всматриваясь в толпу. Уже давно он не чувствовал себя так, как сейчас, превозмогая знакомый вызывающий тошноту ужас, тугой узел бессилия в груди. С того самого дня в далеком детстве, когда в Дорсет приплыли корсары.
Кристиан нашел их. Мальчик и девушка стояли на коленях у дымящегося котла и опрокидывали кипяток на поднятые вверх головы карабкавшихся пиратов.
— Мария… Люка! — Гарди подскочил к ним. — Отойдите от стены.
Молодые люди вернули на место пустую посудину и низко присели, когда над краем стены возникло обожженное лицо захватчика. Гарди взял сарацина на себя — его шипастая дубина резко взмыла в воздух, размозжив врагу лоб. Шагнув вперед, Кристиан рывком высвободил застрявшее оружие.
