— Это очень мило с вашей стороны, но нет, спасибо, — ответил Нери и сел. — Так что у вас случилось? Рассказывайте.
Клара громко откашлялась, как старый крестьянин, который годами вдыхал пыль на полях, и сбросила собаку с коленей так, что та пролетела через всю кухню. Похоже, она явно мешала вдове думать и говорить. Собачка встряхнулась и сразу превратилась в такую же необозримую кучу меха, как ее братья и сестры, у которых невозможно было различить, где зад, а где перед.
— Я после обеда прилегла на пару минут отдохнуть и, наверное, задремала, потому что проснулась от какого-то странного звука. Словно хлопало окно на ветру.
— А где были собаки?
— У меня в спальне, точнее, в моей постели под одеялом.
«При такой-то жаре! — с содроганием подумал Нери. — Это чудо, что они вообще выжили, но под одеялом, конечно, они слышат намного хуже». Не говоря уже о том, что он считал отвратительным, когда собаки спят в постели. И тем более — сразу пять!
— Может быть, действительно окно хлопнуло на ветру?
Вдова Клара сложила губы в некое подобие злобного поцелуя и сразу стала выглядеть так, словно в любой момент готова была броситься на Нери.
— Нет, комиссарио, — язвительно ответила она. — Это невозможно. Дело в том, что у меня, когда я в обед или вечером ложусь поспать, ни одно окно не остается открытым.
Нери вздохнул:
— Хорошо. А дальше?
— Я лежала, окаменев, и слушала. Вы, наверное, такое даже представить себе не можете, но от страха у меня не было сил пошевелиться.
— А потом?
— А затем раздался ужасный звук, словно о каменный пол разбился глиняный кувшин.
— Из какой комнаты донесся этот звук?
— Отсюда, из кухни.
— Но здесь же на полу линолеум!
— Я же не говорю, что кувшин разбился о каменный пол, я же просто сказала, что звук был похож на тот, словно кувшин разбился о каменный пол! Почему вы меня не слушаете?
— Так кувшин разбился?
— Да.
— Где?
— Здесь.
— Значит, на линолеуме?
— Проклятье, да! — взвизгнула Клара.
— И вы посчитали, что кто-то залез в дом?
— Конечно!
— Хорошо. А собаки по-прежнему мирно спали?
— Конечно.
Клара встала и достала с полки над раковиной для мытья посуды бутылку граппы. Из шкафа она взяла стакан для воды и обернулась.
— Хотите выпить?
— Нет, спасибо, — ответил Нери, хотя на самом деле ему очень этого хотелось.
Вдова Клара уселась, наполнила стакан и опрокинула в себя количество граппы, которое соответствовало пяти порциям шнапса[36].
Потом она стукнула стаканом по столу и залилась слезами.
— Нет мне покоя! — всхлипывала она. — Я больше не чувствую себя в безопасности. Слава богу, что грабитель не влез в спальню, а то меня уже не было бы в живых!
В этот момент у Нери зазвонил мобильный телефон.
Он принял звонок:
— Да?
Это была Габриэлла:
— Нери, ты можешь приехать немедленно? Это очень важно.
— Нет, Габриэлла, не могу. Никак не могу.
— А в чем дело? — спросила она, и он очень четко услышал ее язвительную интонацию, поскольку жена всегда предполагала, что он катается по округе, или дремлет на площади, или решает кроссворд в газете La Nazione.
— Тут кто-то влез в квартиру, и я как раз разговариваю с потерпевшей. Извини, Габриэлла.
Он отключился и снова повернулся к вдове, которая наливала себе очередную чудовищную порцию граппы.
«Если она будет продолжать так и дальше, то скоро ничего уже не вспомнит», — подумал Нери, и тут его телефон зазвонил снова.
— Карабиньери Амбра, — ответил он в этот раз официально.
— Твой сын съезжает от нас, — холодно сказала Габриэлла. — Его вещи уже стоят в коридоре. Еще десять минут, и он исчезнет… Может, ты хочешь сказать ему «чао»?
В этот раз отключилась она.
В Нери будто молния ударила. Он вскочил.
— Mi scusi[37], синьора, но мне нужно уйти. Срочное дело. Я позже еще раз заеду к вам. А вы пока проверьте, что у вас пропало.
С этими словами он оставил ошарашенную Клару в кухне и выбежал за дверь.
Когда Нери подъехал к дому, то еще успел увидеть, как машина Габриэллы сворачивает на главную дорогу в направлении Сиены.
— Porca miseria![38] — заорал Нери и со злости ударил ладонью по рулю так, что ощутимо заболела рука. Он установил на крышу мигалку, включил сирену и помчался вслед за женой.
Похоже, он не принял Габриэллу всерьез. До сих пор ему было легко догнать машину, проскочившую перекресток на красный сигнал светофора или промчавшуюся со скоростью восемьдесят километров в час через населенный пункт, но это были крестьяне на «фиатах», готовых для сдачи на металлолом, которых было легко запугать синим проблесковым маячком и которые без возражений сворачивали вправо и останавливались. Однако Габриэлла была совершенно иной. С большой долей вероятности ей было понятно, кто пытается ее догнать, и она решила доставить себе удовольствие от внутрисемейной игры в салочки.
Она срезала повороты так, что машину заносило, и Нери стало по-настоящему страшно. «Если она будет продолжать в том же духе, Джанни переселится не в Сиену, а прямо на кладбище», — подумал он и разозлился еще больше.
Перед Пиетравивой Габриэлле повезло, и она на прямом участке дороги обогнала грузовик с прицепом, а у Нери такой возможности не было, и он остался позади грузовика. Водитель грузовика вообще никак не реагировал на сирену ехавшей за ним машины. Вероятно, он был слепым и глухим, а к тому же никогда в жизни не смотрел в зеркало заднего вида.
У Нери не было ни единого шанса. Он представил, как Габриэлла сейчас довольно улыбается, насвистывает веселую песенку и пальцами отстукивает ритм на руле.
Нет, так дело не пойдет. Только не с ним! У него не было никакого желания продолжать строить из себя обезьяну. Он выключил мигалку, съехал на грунтовую дорогу, развернулся и поехал обратно.
Пусть едут куда хотят. Ему все равно. Если Джанни не счел нужным попрощаться с отцом как полагается, то пусть катится на все четыре стороны. Нери за ним бегать не будет. Наверное, во всем мире так принято, что милые детки лишь тогда удосуживаются выдавить из себя любезное словечко, когда им что-то нужно.
