Сонет — в пушкинском творчестве явление редкое. Из-под пера поэта вышли всего лишь три, и все в 1830 году. Но только одному суждена будет громкая слава: сонет, первоначально именованный Пушкиным «Картина», а лишь затем — «Мадонна», под стать величайшим творениям ушедших эпох.
Есть непостижимые совпадения, некие временные параллели в судьбах гениев. Известно, что Рафаэль не чужд был поэтического вдохновения и сам писал сонеты. Пушкин поистине боготворил Рафаэля, подтверждением чего — его стихи, где столько раз упоминается имя гениального живописца. Александр Пушкин мог позволить себе обратиться к нему, как к равному и живому:
По странной прихоти судьбы русскому гению было отпущено столько же земного бытия, сколь и великому флорентийцу — ровно тридцать семь лет…
«Любовь удваивает гений» — веровал Рафаэль Санти. Как подсчитать тогда, сколько стихов рождены любовью Пушкина к Натали? И даже, если бы лишь один сонет, истинно поэтический шедевр был вдохновлен ею, одним тем заслуживает она благодарность будущих поколений.
«Мадонна» впервые увидела свет на страницах литературного альманаха «Сиротка» за 1831 год, что издавался «в пользу заведения призрения бедных сирот». Загадочные знаки судьбы. Ныне, зная о грядущей участи детей поэта, невольно видится в том некий потаенный смысл.
«Рафаэлево» трио
В Эдинбург я стремилась давно. Конечно же, была наслышана о древней столице шотландского королевства, не похожей ни на один из городов мира, о величественном замке, возвышающемся на неприступной скале — символе свободы и независимости, великолепных памятниках и садах.
Нет, неслучайно из всех достопримечательностей и музеев славного Эдинбурга, где собрано великое множество исторических красот, более всего я мечтала побывать в Национальной галерее и среди ее бесценных сокровищ увидеть лишь одну картину. Моя настойчивость была вознаграждена: меня ожидало… открытие.
Но для этого нужно было преодолеть искушение особого рода — почти пробежать все залы первого этажа галереи, в которых представлены картины великих мастеров, и каждая обладает особой магнетической силой. И только поднявшись по мраморной лестнице на второй этаж, начать свои «поиски». А мое «музейное» время, исчислявшееся всего двумя часами, неумолимо таяло…
И вот наконец она! «Бриджуотерская мадонна»! Сколько раз я вглядывалась в ее черно-белое изображение, напечатанное в одном из старых журналов, и казалось, знала все до мельчайших штрихов. Но цвет, вернее, чудотворная кисть Рафаэля, вершит чудеса! Перед этим совершенным творением можно поистине простаивать часами.
…Женский лик словно излучает мягкий свет материнства, покойного и счастливого. Тихая, кроткая мадонна. Грацией и нежностью исполнены движения. Необычен и младенец на ее руках. Белокурый, как и мадонна, он, обратив серьезное личико к ее лику, изогнувшись, одной рукой, словно играя, тянет материнскую накидку — так младенца-Христа живописцы изображают крайне редко.
«Пречистая и с ней играющий Спаситель» — в рукописи, в одном из вариантов сонета, сохранилась эта пушкинская строка…
По обе стороны от божественного образа, на стене музейного зала, драпированной светло-зеленым шелком, мерцали драгоценными красками еще два лика Мадонны Рафаэля. Одна из картин — «Святое семейство с пальмовым древом»; на ней младенец, сидящий на коленях мадонны, тянет свои ручонки к Иосифу. Другая — «Мадонна Пасседжио» («Madonna del Passeggio»): святая дева с двумя мальчиками — Иисусом и Иоанном, прильнувшим к ее ногам.
Одна и та же земная женщина позировала великому мастеру! И три ее изображения запечатлены на полотнах Рафаэля! Три лика мадонны, три образа, три ее явления. Та же умиротворенность и чистота линий, те же белокурые волосы, разделенные прямым пробором и уложенные вкруг головы чудесными косами. И даже ее одеяние — платье цвета спелой вишни и бархатная темно-синяя накидка — повторяется на каждом из полотен. Пушкинская мадонна…
Есть, наверное, скрытая символика в том, что «Бриджуотерская мадонна», навеки соединенная с именами поэта и его избранницы, хранится в Шотландии — стране, ставшей родиной их далеким потомкам.
Но, наверное, не менее символично, что старинная гравюра «Бриджуотерской мадонны», найденная в фондах Эрмитажа, украшает ныне музейный кабинет поэта на Царскосельской даче, стены которой помнят счастливые месяцы жизни молодой четы Александра и Наталии Пушкиных.
«Созданье гения»
«Как две капли воды» — не случайное сравнение поэта в письме к невесте, оно — ключевое. Так удивительно похожи его Натали и флорентийская дева, мадонна кисти Рафаэля. Своей идеальной чистотой. Чистотой во всем — в помыслах, поступках. В чертах лица, схожими с божественным ликом, и будущими, скрытыми за тайной завесой времен великими страданиями.
Можно сравнивать портреты Наталии Гончаровой с ликом мадонны, сомневаться, но не верить Пушкину нельзя. Это духовное сходство — сокровенная суть его избранницы.
Художник-варвар кистью сонной
Картину гения чернит
И свой рисунок беззаконный
На ней бессмысленно чертит.
Судьба ещё одного шедевра Рафаэля вызвала к жизни эти пушкинские строки.
Картина «Святое семейство» (другое ее название — «Мадонна с безбородым Иосифом») хранится в эрмитажном собрании. На ней — Мария — все та же белокурая мадонна, что и на рафаэлевских полотнах из Эдинбурга! Так же убраны волосы святой девы, те же цвета — вишневый и темно-синий — ее одеяния, и даже младенец, прильнувший к матери, ручонкой тянет ее накидку!
…Некогда сам Рафаэль писал графу Кастильоне — одному из блистательных представителей эпохи Возрождения — о своем понимании идеальной женской красоты: «Для того чтобы написать красавицу, мне надо видеть много красавиц… Но ввиду недостатка как в хороших судьях, так и в красивых женщинах я пользуюсь некоторой идеей, которая приходит мне на мысль».
И все-таки странно было бы думать, что образ белокурой флорентийской мадонны навеян лишь воображением гениального итальянца.
«Святое семейство» кисти Рафаэля попало в Россию, в императорскую сокровищницу, из парижского собрания Кроза в конце восемнадцатого века. Видимо, за эти годы некий «художник-варвар» (а может, и не один!) прошелся по полотну своей бездарной кистью: в Санкт-Петербурге картина подверглась тщательной реставрации и затем уже была представлена избранной публике. Тогда обновленное творение Рафаэля в одном из залов Эрмитажа и увидел впервые двадцатилетний Александр Пушкин.
Но краски чуждые, с летами,
Спадают ветхой чешуей;
