Тут и появляются печенеги, которых автор саги именует бьярмами. Степняки видят то, что творится на стенах, и сразу же идут в атаку на город. Понятно, что свежевскопанный ров никто не заметил, и печенеги валятся туда толпами. После этого следует откровение: «А Бурицлав конунг был дальше в войске, и увидел он тогда эту беду. Он сказал так: «Может быть, нам здесь так же трудно нападать, как мы и думали; это норманны такие ловкие и находчивые». Создается впечатление, что весь предыдущий текст «Саги» был написан для того, чтобы «Бурицлав конунг» произнес именно эти слова. Хотя, по логике вещей, слова, которые должен был произнести Бурицлав, совсем иные: «Черт бы побрал этих тупых идиотов. Совсем ошалели от жадности! Столько народу зазря загубить!» Вот что должен был сказать любой полководец, видя, что произошло с его людьми в данной ситуации.
Правда, когда описанию варяжской находчивости хитрости подошел конец, началось серьезное и достаточно правдивое описание битвы, которое перекликается с известиями Татищева. Можете сравнить сами. По сообщению «Саги», «Бурицлав конунг» быстро разобрался в ситуации: «Видел он тогда, что все городские ворота заперты, кроме двух, но и в них войти нелегко, потому что они хорошо укреплены и там много людей. Сразу же раздался боевой клич, и городские люди были готовы к бою. Каждый из конунгов, Ярицлейв и Эймунд, был у своих городских ворот.
Начался жестокий бой, и с обеих сторон пало много народу. Там, где стоял Ярицлейв конунг, был такой сильный натиск, что враги вошли в те ворота, которые он защищал, и конунг был тяжело ранен в ногу. Много там погибло людей, раньше чем были захвачены городские ворота. Тогда сказал Эймунд конунг: «Плохо наше дело, раз конунг наш ранен. Они убили у нас много людей и вошли в город. Делай теперь, как хочешь, Рагнар, – сказал он, – защищай эти ворота или иди вместе с нашим конунгом и помоги ему». Рагнар отвечает: «Я останусь здесь, а ты иди к конунгу, потому что там нужен совет». Пошел Эймунд тогда с большим отрядом и увидел, что бьярмы уже вошли в город. Он сразу же сильно ударил на них, и им пришлось плохо. Убили они тут много людей у Бурицлава конунга. Эймунд храбро бросается на них и ободряет своих людей, и никогда еще такой жестокий бой не длился так долго. И побежали из города все бьярмы, которые еще уцелели, и бежит теперь Бурицлав конунг с большой потерей людей. А Эймунд и его люди гнались за беглецами до леса и убили знаменщика конунга».
Если отбросить в сторону все байки про смекалку и хитрость, то мы увидим, что и Василий Никитич, и «Сага об Эймунде» повествуют об одном и том же сражении. Однозначно, что роль варягов в победе была велика, но не до такой степени, как они это старались представить. И лишь сопоставив сведения русских и зарубежных источников, мы получим достаточно полное представление о сражении.
Мы не знаем, был во главе печенегов Святополк или нет, но без его или польского короля подстрекательства здесь не обошлось.
Однако тем не менее отбились.
Казалось бы, все, кончились беды, но не тут-то было! На Русь пришел Святополк, а с ним его тесть Болеслав, а значит, и польское войско. Вновь русский князь шел добывать себе киевский стол с помощью иноземных войск. Могут сказать, что и Ярослав привел варягов, которые добывали для него Киев, но дело в том, что новгородский князь их нанял, а сын Ярополка привел на свою землю вооруженные силы, мягко говоря, недружественного государства. Но как бы там ни было, а Ярослав отреагировал моментально и встретил противника на Буге, собрав под своим стягом варягов, киевлян и тех новгородцев, которые оставались в Киеве. Противников разделяла река, и ситуация зеркально напоминала ту, что случилась под Любечем. Только вот складывается такое впечатление, что лавры Святополка не давали покоя Ярославу. Ибо на Буге он вел себя так же, как и его визави на Днепре. Совершал те же самые ошибки.
И если тогда драл глотку Волчий Хвост, то теперь на сцене появляется наш старый знакомый воевода Блуд. Да-да, то самый старина Блуд, который сдал Владимиру Ярополка со всеми потрохами, а потом стал дядькой при князе Ярославе. В «Повести временных лет» его называют Буда, Татищев – Будый, но большинство историков склоняются к тому, что это именно Блуд, и никто иной.
Так вот, стал Блуд разъезжать вдоль Буга и орать поносные речи про польского короля, благо повод для этого имелся. Ибо был Болеслав настолько тучен и дороден, что и на коне мог усидеть с трудом. Что позволяло Блуду упражняться в остроумии. «Проткнем тебе колом брюхо твое толстое», – орал воевода через реку, веселя русское воинство. Багровела от ярости толстая шея польского короля, но от обидчика его отделяла река, и Болеслав мог только зубами скрипеть от ярости. День скрипел, другой, а потом не выдержал. Гаркнув своим воинам: «Если вас не унижает оскорбление это, то погибну один», – король погнал коня вброд через реку. Никто – ни ляхи, ни русские – не ждал от толстяка такой прыти, и в изумлении взирали воины на разворачивающееся перед ними действо. А как только опомнились – одни кинулись в воды Буга, другие побежали строиться в боевые порядки.
Описанию злополучной битвы и ее итогов летописец посвятил лишь пару строчек: «Ярослав же не успел исполчиться, и победил Болеслав Ярослава. И убежал Ярослав с четырьмя мужами в Новгород, Болеслав же вступил в Киев со Святополком» («Повесть временных лет»).
Масштаб катастрофы подчеркивается указанием на количество людей, сумевших убежать с Ярославом. Единицы! Понятно, что ляхи застали русское воинство врасплох и даже хваленые варяги не смогли спасти ситуацию. Они, как когда-то и гридни Святополка, оказались не готовы к внезапной атаке. При таком подходе к делу это поражение не выглядит случайностью, оно выглядит закономерностью.
Что же касается Ярослава, то он просто запаниковал. Перво-наперво он кинулся в свою бывшую вотчину, в Новгород, а оттуда засобирался в Швецию. Но не потребовалось. Появление побитого князя произвело на новгородцев ошеломляющее впечатление. Вроде бы недавно ходили они на Киев, вернулись победителями, а сейчас, получается, их мордой в грязь! В этот раз Ярославу даже не пришлось их о помощи просить, господа новгородцы решили его судьбу сами. А заодно и судьбу остальной Руси. Сын воеводы Добрыни, новгородский посадник Константин, как и его отец, был человеком решительным, а потому распорядился приготовленные для бегства за море ладьи Ярослава изрубить топорами. Что новгородцы охотно и проделали. А затем отважно заявили перепуганному князю: «Хотим и еще биться с Болеславом и со Святополком» («Повесть временных лет»).
Но одно дело шуметь и галдеть и совсем другое претворять в жизнь принятые серьезные решения. Ярослав был гол как сокол, поскольку вся его казна осталась в Киеве и в нее запустил лапу толстяк Болеслав. Но новгородцы не отступили, решив тряхнуть мошной, что само по себе достойно удивления: «Стали собирать деньги от мужа по 4 куны, а от старост по 10 гривен, а от бояр по 18 гривен» («Повесть временных лет»). А когда нужные средства были собраны, то новгородское посольство отправилось за море. Все к ним, к варягам.
В это же самое время к шведскому королю Олаву Шетконунгу отправились княжеские сваты просить руки его дочери Ингигерды для Ярослава. Князь шел по пути, проторенному родителем. Согласно «Саге об Олаве Святом», принцесса заявила своему отцу: «Если я выйду замуж за Ярицлейва конунга, то я хочу получить от него как вено все владения ярла Альдейгьюборга и сам Альдейгьюборг». Если все это перевести на русский язык, то было сказано: «Хочу Старую Ладогу с волостью!» Ярослав никогда не был жадным, особенно когда дело касалось его личных или государственных интересов. Получилось, как у Александра Сергеевича Пушкина:
