— Я начну действовать, как только смогу, но мне может понадобиться несколько дней для того, чтобы обратиться ко всем источникам, — продолжал Марко. — Доверьтесь мне, даже несмотря на существующую угрозу. Алессандре сейчас лучше находиться в Бате, чем здесь.
— Полагаю, мне придется положиться на ваше слово, — неохотно промолвила Кейт. — Я могу чем-то помочь?
— Если в этом возникнет необходимость, я сразу же свяжусь с вами, — ответил Марко.
Судя по всему, он поставил точку в их разговоре.
— Хорошо, — кивнула Кейт, прежде чем отвернуться от графа. — Пойдем, Элис.
Марко с усмешкой отвесил ей церемониальный поклон.
— Еще увидимся, мисс Кейт Кэтрин, — промолвил он.
Джек опустился на колени рядом с Алессандрой. Завязки ее плаща развязались, и плащ постепенно сполз на землю. В слабом свете волосы Алессандры, ниспадавшие на ее поникшие плечи, сияли.
Гнев полыхал в нем, однако крохотные язычки пламени, разгоравшегося у него внутри, потрескивая, запели: «Глупец, глупец, глупец…» Когда Джек понял, что с ним происходит, ему стало казаться, что его нутро терзает адский огонь. Ослепленный — нет, скорее, потерявший голову от страсти, — он был сражен ее манящей красотой и умом, поэтому оказался не в состоянии разглядеть изощренную ложь.
Но несмотря на это, часть его существа отказывалась верить в то, что, в сущности, он хладнокровно совершает преступление.
При виде дрожащих губ маркизы, казавшихся такими невинными, что-то внутри у него надорвалось.
— Черт возьми!
Джек схватил Алессандру за руки, осознавая при этом, что его пальцы впиваются в ее плоть.
Она не протестовала, ее тело застыло в неподвижности, лишь ресницы слабо трепетали. Ее глаза светились при этом странном, водянистом свете.
— Не делай из меня идиота, Алессандра! — воскликнул Джек. — Не так уж сложно установить правду. Или ты так давно живешь во лжи, что уже забыла значение этого слова?
— Во лжи… — то ли повторила, то ли прорыдала она. — Да, моя жизнь полна лжи, только не той, которую видишь ты.
— Расскажи мне все. — Джек положил ей руки на плечи. — Доверься мне.
— Я… я не могу, — проговорила Алессандра.
— Но почему? — спросил Джек, пытаясь держать себя в руках.
Алессандра поморщилась:
— Прошу тебя, не спрашивай… И у меня нет сил сопротивляться тебе…
Ее боль казалась такой естественной. Или она снова манипулирует им?
— Мне бы хотелось… — прерывисто прошептала Алессандра. — Мне бы хотелось позаимствовать у тебя хоть часть силы. — Подняв руку, она бережно провела пальцем по его подбородку. — Хоть немного твоей отваги. — Ее кожа была холодна как лед. — И твоей чести. — Она опустила голову, и ее лицо скрылось в тени. — Потому что моя, боюсь, была утрачена очень давно.
— Возьми у меня все, что хочешь, — ответил Джек.
Внезапно, в это самое мгновение, ему стало совершенно не важно, правду она говорит ему или лжет.
Алессандра снова подняла голову, неровный свет фонаря прочертил едва заметную линию на ее нежных губах.
— Как бы мне хотелось, чтобы это было возможно…
Запах ее духов кружил ему голову. Судорожно вздохнув, Джек крепче прижат Алессандру к себе.
— И что же тебя останавливает? — спросил он.
Ее губы приоткрылись, словно она хотела что-то сказать. Однако внезапно огонь в ее глазах погас, и она тихо вздохнула.
— Алессандра…
— Я…
— Продолжай, — попросил Джек.
Она судорожно сглотнула. Несколько мгновений Алессандра молчала, а затем изогнулась, чтобы запечатлеть на его щеке поцелуй.
Осторожность… Джек мрачно вспомнил наставления Фредерико: «Используй все, что считаешь нужным». Бесчисленное количество раз он видел, как враг прибегает к этой тактике на полях битвы в Испании. Однако осторожность превращается в обоюдоострую саблю, когда имеешь дело с опытным врагом. Опасность может угрожать с обеих сторон.
Взяв лицо Алессандры в ладони, Джек наклонился и провел языком по ее губам. Застонав, она вцепилась в его сорочку и прижалась к его груди.
Джек едва сдерживал себя. Ее губы заставляли его забыть обо всем на свете.
Сгорая от желания, Джек прижал Алессандру к себе, повернулся, уложил ее на камни и устроился сверху. Казалось, от камней поднялась и окутала его волна влажного жара. Он прижался к ней своим естеством.
Алессандра тихо вскрикнула.
Джек на мгновение замер, почувствовав себя безжалостным животным.
Но через мгновение руки Алессандры обвили его шею, ее тонкие пальчики прикоснулись к его волосам.
— Джек… — зашептала она. — Si grando nero Jiacomo[15]…
О да, он действительно большой, плохой Черный Джек.
Черный, черный дьявол, чье сердце утопает в грехах.
Он понимает, что Алессандрой движет отчаяние. И все же он бесстыдно воспользуется ее слабостью. Джек запечатлел на ее губах страстный поцелуй.
Когда он стал покрывать поцелуями ее шею, Алессандра застонала. От его прикосновений ныли ее груди, а соски наливались жаром.
— Святой Иисус…
Приподнявшись, Джек нашарил завязки ее платья и быстро расшнуровал кружева на ее корсете. Чувство вины исчезло, когда Алессандра стала снимать с него одежду.
Стянув с Джека камзол, она проникла руками под его сорочку, ее ногти оставили пылающий след на его плечах. Джек застонал — или это был рык? — и чуть передвинулся. Подобрав подол ее юбок, он задрал их ей до талии. Ткань зацепилась, запутавшись в кружевах и тесемках, и он услышал легкий треск.
Над кремовыми резинками чулок он увидел белоснежные кружевные оборки. Джеку понадобилось всего мгновение, чтобы снять с Алессандры подвязки и обнажить ее плоть. Внутренняя поверхность ее бедер была нежной и чувствительной, как согретые солнцем лепестки розы.
— Приподними бедра, дорогая, — прошептал Джек.
Алессандра изогнулась дугой, и он подсунул ей под спину свой камзол. Она могла сказать «Нет!», и он остановился бы, несмотря на то что сгорал от желания.
Словно почувствовав, что Джека терзают сомнения, Алессандра обхватила руками его бедра и прижала к себе. Ее губы погладили уголок его рта.
— Да, Джек, да!
Да! Ее шепот пробежал по его коже, как легкое облачко пара. Джек чуть приподнялся.
Сорвав с себя рубашку, Джек положил ладони на ее бедра и развел их в стороны. Сквозь кружева он разглядел шелковистые кудряшки, прикрывавшие вход в ее лоно, и это едва не довело его до исступления. Одной рукой придерживая ее, другой он расстегнул пуговицы на своих панталонах. Его возбужденная плоть вырвалась наружу.
