[+++]
Сейчас плачущая прима-продюсер представила себе, как хоронят её мужа… Ведь если этого тупого борова не станет… Господи! Как будет хорошо! Не надо с ним советоваться, не надо выслушивать его идиотских комментариев, больше не придётся прятать голову от стыда за его выходки, а главное — полная свобода! Валерия Сергеевна вздохнула с облегчением, почему-то у неё вдруг словно какой-то моторчик внутри включился. Она встала и пошла в библиотеку. Там взяла с полки книгу Ежтова Анненского «Как удержать мужа», вздохнула и стала читать.
«…Интересуйтесь его жизнью, — писал Анненский, — как говорится, врага надо знать в лицо. Представьте себя его глазами. Теперь подумайте, а какая „идеальная вы“ ему нужна? Подумали? Действуйте!..»
Валерии Сергеевне почему-то представилась тётка с фигурой гранёного стакана вроде тех, что в правительстве заседают. Плечи шире бедёр, но и бёдра, как говорится, не в один обхват. И эта тётка — какая-нибудь госчиновница, или владелица колбасного цеха, или директор хлебозавода. Охо-хо-хо…
«…Ещё мужчины нуждаются в поклонении, восхищайтесь им, — продолжал Анненский, — восхищайтесь искренне, так чтобы он постоянно чувствовал, что он для вас царь и бог. Тогда на вашем фоне любая другая женщина будет выглядеть как пренебрегающая им…»
Веселовская читала, пока её голова не упала на грудь. Она решила немного вздремнуть, а потом продолжить. Растянулась на кожаном диване здесь же, в библиотеке, накрылась шубой и мгновенно уснула. Ей снились сосиски, бесконечные гирлянды сосисок. Будто она стоит голая, а Альберт Георгиевич украшает её этими гирляндами, не понимая, что Валерия Сергеевна не статуя, а живая женщина. Она пытается ему что-то сказать, крикнуть, чтобы он перестал, но, как назло, не в состоянии пошевелить ни рукой ни ногой, не может выдавить из себя ни звука. А Веселовский всё заматывает и заматывает её в сосиски, и вот она как будто уже вся внутри одной огромной сосиски, нечем дышать…
— Задыхаюсь! — Валерия Сергеевна в ужасе подскочила. Над ней стоял улыбающийся Максим и зажимал ей нос.
— С ума сошёл? — мамаша ударила своё двухметровое чадо по руке. — Так же до инфаркта можно довести!
— Извини, мам. Но ты так прикольно испугалась.
— Весело тебе, да? Господи, это называется сын. Ужас какой-то, просто ужас… — Валерия Сергеевна ощущала во всём теле ломоту, ужасно хотелось принять душ.
— Мама, а Ани нету, — заговорщицким голосом вкрадчиво сказал Максим.
— Да? А куда она делась?
— Написала записку, что уезжает с отцом. Представляешь, Каренин — это, оказывается, не однофамилец — это её папаша! От ёлки шишка…
Валерия Сергеевна схватилась за голову.
— Что?! Господи! — «Меня посадят!» — мелькнуло у неё в голове.
— Да что случилось, мам?
— Я ему всё рассказала, что ты её у Левина арендовал, что она проститутка!
— Зачем?
— Да какая теперь разница!
— Ха! — Максим грохнулся в кресло напротив и схватился руками за живот. — То-то он ей уши надерёт! — Веселовский-младший колотил ладонью по подлокотнику, издавая поросячий визг, пока не подавился слюной и не закашлялся.
Выброс феминистки
Аня смотрела на убегающее под колёса джипа шоссе и не могла поверить в происшедшее. Когда утром отец вошёл к ней в комнату и как-то по-особенному тепло поцеловал, она пережила какое-то странное чувство.
— Папочка! — и обняла его за шею.
— Ну-ну, — он отодвинул её руки. — Собирайся, поехали.
— Куда?
— К подруге твоей, Щербацкой.
— Ты Кити знаешь?
— Знаю. Тебе надо с ней встретиться.
— Она уже вернулась?
— А она что, уезжала?
— Ну как же — с Левиным.
— А, это… ну короче, поехали.
Ане он показался ужасно смущённым. «Это, наверное, потому, что он меня сразу не узнал!»
Ехали молча. Каренин был мрачным.
— Надо тебе за документами домой заехать.
— Зачем? — Аня очнулась от своих мыслей.
— Визу оформлять, в Италию поедешь.
— В Италию?! С тобой?!
— Конечно, со мной, не с Левиным же.
— Ой как здорово!
«Не в своём уме, что ли?» — подумал Каренин.
Аня не знала, что говорить. Её папаша богат! Теперь, может, даже и не надо терпеть этого мудака Веселовского! Он ей всё обеспечит — и институт, и шмотки, и работу! «Господи! Не верится, как хорошо!» Потом Каренина вдруг испугалась. «А вдруг он меня так и не узнал? Нет, не может быть! С чего бы тогда стал предлагать в Италию ехать? Просто ему, наверное, неудобно… Стыдно, может?» Аня решила ничего не говорить — пусть папаша придёт в себя. Всё-таки встретить дочку через десять лет на даче у Веселовских да ещё узнать, что она невеста их сына, — это сильно!
— Тебе сколько надо, чтобы до дома доехать? — спросил Каренин, останавливаясь возле входа в метро.
— Отсюда час где-то…
— Так, значит, иди домой, бери свидетельство о рождении, помойся там… ну в общем, что тебе надо сделай, потом приезжай по этому адресу, — Каренин дал Ане визитку, на которой был написан только адрес. — Там увидишься с Кити, я оформлю пока документы.
— А во сколько?
— Вечером, часов в восемь.
— Хорошо, папочка! — воскликнула Аня и, обхватив Каренина за шею, поцеловала.
— Иди давай!
— Какой строгий!
Аня вылезла из машины, прошла несколько метров, обернулась, помахала рукой и послала воздушный поцелуй.
— Нимфоманка, что ли? — пробормотал себе под нос Каренин. Он ещё никогда не видел, чтобы девица так радовалась отъезду в иностранный бордель.
[+++]
Придя домой, Аня обнаружила нечто странное. Стива и Долли сидели вместе на кухне. Облонский ласково обнимал и целовал жену, что-то нашёптывая ей на ухо.
— Что празднуем? — изумлённо уставилась Каренина-младшая на кучу тарелок с салатами, бутербродами и початую бутылку шампанского.
— Так… Мы же семья.
— А-а… — протянула Аня, чувствуя, что на кухне она явно лишняя, но ей очень нужно было взять дневник. — Может, вам тогда куда-нибудь пойти? Ну там в кино или в театр?
— А что? Пойдём? — Стива чмокнул Долли в нос.
Долли просто сияла. Она была согласна на всё.
— Щас кофе попьём с тортиком и пойдём. Ань, ты с детьми посидишь?
— Не-а, я не могу. Я в Италию уезжаю.
Немая сцена.
— Что?! Когда? С кем? — вопросы сыпались из Облонских бессмысленно и беспорядочно.
