— Не исключено, — согласился Малахов. — В любом случае Аркадию Евсеевичу с этого момента была заказана прямая дорога, — он оглядел обступавшие нас кресты. — Сюда. Вон туда, на опушку. Или вон там, в осиннике. Хотя… Возможно, он упокоился бы с миром в каком-нибудь роскошном месте. На Ваганьково или на Новодевичьем. Человек он не бедный. Может себе позволить.
Да уж. Я представил себе, как ворочаются в своих гробах народные артисты, академики и прочие знатные люди в компании братвы, лучшие представители которой спят с ними по соседству под роскошными надгробиями.
— Ты говорил о хорошей сумме. В чем? Тугриках или юанях? Или, не дай бог, в долларах?
— Да кто же теперь хранит наличность в банке из-под соленых огурцов? Нет, конечно… Я ведь давно этой компанией занимаюсь — по роду службы.
— Это Управление по борьбе с экономическими преступлениями, что ли? — припомнил я.
— Это очень большой финансово-промышленный холдинг, — продолжал он, пропустив мою реплику мимо ушей. — Эдакий платан с очень разветвленной кроной и густой массой кустарниковой поросли у подножия мощного ствола.
— Что, даже бензопила не берет?
— Хм, бензопила! — отмахнулся он. — Чтоб его покачнуть, надо подкатывать орудие залпового огня. Да и то вряд ли… Слишком сильные корни. Слишком глубоко сидят.
— Там, где залегают нефтеносные пласты?
— Не совсем… Не нефть, а алмазные трубки.
— Понятно. Если под тобой нефть или алмазы, значит, в самом деле сидишь в этой почве устойчиво.
— Еще бы. Землица в центре нашего города каменная — уж если пророс в нее корнями, то тебя не выкорчуют.
— Ты Старой площади землицу имеешь в виду?
— Ее… Да и мало ли у нас в центре других площадей, улочек и переулков. А впрочем, это неинтересно — тебе, во всяком случае.
— А что мне может быть интересно?
— Бродя вокруг да около этого платана, я невзначай наткнулся на одну маленькую скромную фирму. Она к коренному древу вроде бы отношения не имела — так, скромный, невзрачный побег, да к тому же проросший в тех краях, где у холдинга как будто никаких коммерческих интересов не было.
— Да неужели? Еще остались такие заветные места, где наша братва не пустила корни?
— Таких мест в самом деле мало осталось. Но суть не в этом. Городок, в котором находится контора, называется Амстердам.
— И чем занимается контора? Торгует презервативами?
— С чего ты взял?
— Да так. Я слышал, что основное занятие населения этого славного города, а также миллионных толп туристов, состоит в том, что они повсеместно впадают в грех.
— Не без того. Но контора занимается чем-то более серьезным. Бриллиантами. Когда наш департамент заинтересовался холдингом, мы начали присматривать за их ведущими сотрудниками.
— Ай-ай. Это противозаконно!
— Угу. В нашей стране все что ни делается хорошего — все противозаконно. Тот факт, что мы сидим тут с тобой и пьем за Светку водку, — тоже противозаконно. По закону ты должен бы теперь сидеть в тюрьме за нанесение человеку тяжких телесных повреждений. — Он глянул на памятник, выпил, а потом очень долго молчал. — Ты этого парня так отделал, что он отвалялся полгода в каком-то австрийском госпитале, но окончательно так и не поправился. Говорят, в самом деле головку плохо держит и писается под себя. Он, кстати, сюда не вернулся, так и кочует по элитным альпийским клиникам.
Выдержав красноречивую паузу, Малахов окатил меня долгим, пытливым взглядом, словно лишний раз хотел удостовериться, я ли сижу тут с ним за могильной оградкой или это кто-то другой, потом сглотнул слюну, резко двинув голову вперед, отчего на мгновение сделался похожим на индюка, и на излете этого жеста повисла его тихая фраза:
— А вот папа этого паренька здесь.
— Ну и что?
— Потому-то мне и странно, что ты жив.
— Просто я хорошо спрятался. Как ты и советовал. На целых девять месяцев. А. потом мне снайпер чуть было не снес плечо.
— Понятно, — кивнул Малахов. — Лихо пришлось?
— Хуже не бывает… Ну да я тебя сбил с панталыку. Ты говорил что-то о парне, вместо которого я должен был улечься в гроб. Похоже, он имел веские причины, чтобы исчезнуть без следа.
— Наверное… — Малахов плеснул себе водки, вопросительно посмотрел на меня, но я отрицательно мотнул головой. — Так вот. Оказалось, наш Аркадий Евсеевич изредка мотается за границу.
— Ну, у богатых свои причуды.
— Возможно. Но меня озадачило маленькое обстоятельство.
— Какое?
— Почему он мотается в одно и то же место? Догадываешься в какое?
— Нет. Я с детства был тугодумом. Когда я учился во втором классе, мама уронила меня с балкона. С тех пор я плохо соображаю.
— Это сразу заметно, — усмехнулся Малахов. — Так вот. Наведывается, значит, Аркадий Евсеевич в славный город Амстердам…
— Счастливчик! Прилетел, сел в такси и сразу поехал в квартал красных фонарей.
Малахов поморщился:
— Он не по этому делу.
Я вспомнил Мальвину. Будь у меня под боком такая женщина, я бы тоже был не ходок.
— Нет, он сразу направляется на проспект Рокин, заходит в офис одной маленькой и невзрачной фирмы, проводит там от силы минут пять, выходит с маленьким чемоданчиком. Едет в банк. Проводит там примерно полчаса. И выходит.
— Но уже без чемоданчика.
— Ну разумеется — без. Потом для порядка шляется по городу, садится в экскурсионный автобус, осматривает достопримечательности. А вечером улетает.
— Сейфовый зал?
— Почти на сто процентов. В принципе все просто. Он, видимо, потихоньку формировал себе, так сказать, пенсионный фонд. Фирма на Рокин была им через подставных лиц куплена в девяносто пятом году. Так что накапало за это время. Деньги по сложной схеме отводились со счетов холдинга, растекались по нескольким незначительным конторам, а оттуда капали в копилку на Рокин.
— И там их превращали в бриллианты.
— Тебя в самом деле мама уронила с балкона?
— А кто во главе холдинга?
— Некто Сухой Сергей Ефимович. Ты его знаешь.
Сухой… Когда Мальвина говорила по мобильнику с Аркадием, это имя промелькнуло — я грешным делом принял его за кличку. Выходит, это не кличка, а фамилия. А что, звучная.
— Ты его тоже знаешь, — повторил Малахов. — Импозантный седой мужик. Ты должен был видеть его во дворе института — после того, как мочил его сынка в туалете.
— Почему у сынка была другая фамилия?
Малахов пожал плечами:
— Он от первого брака. Почему парень решил носить фамилию матери, я не знаю.
