отец умер, сын женился, но дело у него все из рук валилось, — хил он был; под конец никто и не нанимал его в угольщики. Но вот раз все-таки дали ему сжечь один костер, наложил он угольев в мешки и повез в город продавать. Продал и стал шляться по городу. Повстречался с соседями по деревне, затесался в их компанию и загулял с ними. Стали они калякать о том о сем, стал и угольщик рассказывать, чего навидался в городе. Больше всего понравилось ему то, что здесь много пасторов и все им кланяются, ломают перед ними шапки.
— Вот бы мне быть пастором! Авось тогда и мне бы всякий кланялся, а теперь никто и не глядит на меня.
— Да что ж! За чем дело стало? — говорят ему соседи. — Черен ты достаточно, пойдем на аукцион, что идет там после старого пастора, мы выпьем, а ты себе купи, что нужно.
Так и сделали, и вернулся угольщик домой без гроша.
— Ну, принес съестного и денег? — спрашивает жена.
— Теперь у нас все будет, хозяюшка! — говорит угольщик. — Я стал пастором. Видишь, и воротник, и платье.
— Вижу, вижу, что от крепкого пива язык разгулялся! — говорит жена.
Вот раз и видит он — мимо их дома едет к королю во двор толпа пасторов.
Что бы это значило? Надо и ему туда же! Стал он наряжаться в пасторское платье, а жена все отговаривает его. Лучше, дескать, дома остаться, а то много-много придется ему лошадь подержать какому-нибудь важному барину да грош заработать. И тот ему в глотку пойдет!
— Все говорят о питье, а никто не вспомнит о жажде, жена! — говорит угольщик. — Чем больше пьешь, тем больше пить хочется! — и отправился-таки на королевский двор. Там всех приезжих пасторов пригласили к самому королю. Пошел с ними и угольщик. Пришли они, а король им и говорит, что пропал у него самый дорогой перстень, — украли, должно быть; вот и созвал он всех пасторов, — они народ ученый, так не смогут ли указать ему вора. Кто укажет, получит большую награду: если он еще без прихода, так получит; если простой пастор, будет сделан пробстом, если пробст — епископом, если епископ — самым важным лицом после короля. Стал король обходить и всех опрашивать. Дошел до угольщика.
— Ты кто такой? — спрашивает король.
— Я мудрый пастор и провидец! — говорит угольщик.
— А коли так, так укажи мне вора! — говорит король.
— Оно, конечно, нет ничего тайного, что не стало бы явным! — говорит угольщик. — Да только вот я семь лет корплю над книгами, а прихода все нет, как нет. Коли вора найти, надо много бумаги извести, да и время надо немалое.
Дали ему и время, и бумаги, сколько душе угодно, только бы нашел вора.
Пришел он в свой покой, что отвели ему во дворце, и скоро все увидали, что он не простой пастор, знает побольше других, — такую гору исписал бумаги, страсть! Да и прочесть-то никому не под силу, такие мудреные закорючки да завитушки. Только время идет, а вора он все не указывает. Надоело это королю, он и объявил угольщику, что если он не сыщет вора в три дня, не сносить ему головы.
— Поспешить, только людей насмешить! Нечего выгребать уголья, пока дрова не сгорели! — говорит угольщик. Но король и слышать ничего не хотел. Понял тут угольщик, что дело плохо.
Прислуживали угольщику по очереди три лакея, и эти-то трое как раз сообща и украли перстень. Вот пришел первый из них убирать со стола после ужина, а угольщик поглядел на него, покрутил головой, вздохнул и говорит:
— Вот уж один!
Это он хотел сказать, что вот уж один день из трех прошел, а слуга-то подумал, что пастор про него говорит.
— Ну, братцы, этот пастор не только пить да есть мастер! — сказал слуга товарищам и рассказал им, что сказал про него пастор.
На другой день другой лакей так и ждет, не скажет ли пастор и про него. И впрямь, собрал слуга со стола после ужина, а пастор уставился на него, вздохнул так глубоко-глубоко и говорит: — Вот и второй!
Я стал пастором. Видишь, и воротник, и платье.
Третий слуга тоже насторожился — что скажет пастор. И с этим вышло не лучше, а еще хуже. Уходит он в дверь с посудой после ужина, а пастор сложил руки и говорит:
— Вот и третий! — да вздохнул так глубоко, так горько, точно сердце у него разрывалось.
Пришел тот слуга ни жив ни мертв к товарищам и говорит, что дело ясно, пастор все знает. Пошли они к нему все трое, пали перед ним на колени и давай молить, чтоб он не выдавал их; сулили ему каждый по сто далеров, — только не губи. Он и пообещал им покрыть их воровство, если они сейчас же принесут ему по сто далеров, перстень да горшок каши. Те принесли. Замесил он перстень в кашу, велел слугам скормить кашу самому большому борову в королевском хлеву да следить, чтобы он не выбросил изо рта перстня, а проглотил.
Утром явился к угольщику король и грозно так спрашивает, нашел ли он вора.
— Да уж пришлось пописать да поискать! — говорит угольщик. — Только вор-то не человек.
— А кто же? — удивился король.
— Да твой собственный боров! — говорит угольщик.
Взяли они борова, зарезали его и, правда, нашли в нем перстень. Обрадовался король, дал угольщику приход, подарил ему лошадь, дом и сто далеров в придачу. Угольщик мешкать не стал, живо перебрался на новоселье и зажил припеваючи.
И вот случилось, что у короля с королевой все не было детей, а тут вдруг явилась надежда, что будут. И королю страх захотелось узнать, кого ему ожидать — наследника всему государству или только принцессу. Созвали со всего царства ученых и докторов, чтобы они сказали это королю, но никто из них не мог. Вспомнили тогда король с епископом об угольщике, живо призвали его во дворец и стали спрашивать. Но и он не мог ничего
