остывший под снежной бурей дом в лесу.
* * *
Грей с кряхтением водрузил стопку из трех толстенных книг на огромный стол для раскройки и выдохнул. За панорамными высокими окнами ателье лил дождь, и потеки воды превращали оживленную улицу в размытые силуэты.
Фергус с собранными в аккуратную косу волосами и смешно заколотой челкой разглаживал ладонями по столу золотистую ткань, и портновский мелок в его тонких пальцах ловко летал над ней, оставляя метки. Грей окинул взглядом закатанные рукава и прицепленную на запястье игольницу и улегся на стол головой, усевшись на табурет. От столешницы пахло теплым деревом, лаком и духами.
– Что случилось? У книги дурной конец? – с улыбкой поинтересовался Фергус, вооружаясь ножницами.
– Нет, я читал мифы и легенды про Цзунари.
– О, и что же там пишут?
– Что первую Цзунари приютил Фукурокудзю. Он принес необычное создание Создателю в Алторемские сады, и они вдвоем были так очарованы лисичкой, что наделили ее божественной сутью. Звучит не очень правдоподобно, – нахмурился Грей, продолжая прижиматься щекой к столу и следить за тем, как острые лезвия ножниц проходят сквозь ткань.
– Но так и было, – ответил Фергус, сворачивая ткань вдвое и что-то отмеряя.
Грейден поднялся, подпер ладонями щеки и уставился в окно. В синеватом свете сумерек загорались первые фонари и светились окна в соседних лавках. В неподсвеченном углу кабинета манекены казались толпой молчаливых свидетелей, наблюдавших за их диалогом. За стеной, в приемном зале, тихо переговаривалась Клодия с какой-то дамой.
– А то, что если окропить порог дома кровью черной курицы, то Цзунари не войдет, – тоже правда?
Фергус неожиданно замер, изумленно выгнул бровь и потом рассмеялся.
– Это тоже там написано?
– Ага. Судя по реакции, вранье? – насупился мальчик.
– Еще какое. Между прочим, этот слух пустили сами Цзунари. Вот хохма вышла, раз люди записали это как нечто подлинное, – покачал головой Фергус, упираясь руками в стол. – Чтобы увидеть суть лисицы, нужно посмотреть на нее в зеркало, намазанное своей кровью. Вот это работает.
– Надо запомнить. Создатель, как тяжело разобраться самому, что правда, а что вымысел. – Грей снова опустился на столешницу, вытягивая руки. Край болезненно упирался в живот, но ему было настолько удобно и уютно, что он мог бы задремать под шелест дождя и шуршание Фергуса над ухом.
* * *
Пол под щекой был холодным, жестким и отвратительно пах. Грейден лежал на боку, который словно выжигало острой болью, и хотел умереть. В легких не хватало воздуха. Они словно сжались до невероятно маленьких размеров и ни глотка не могли в себя вместить. Раскрыв рот, он хрипел, не в силах ни закричать, ни попросить о помощи, и под щекой собиралась стекающая слюна или кровь. Он видел перед собой грязный пол, видел чьи-то беспокойно мелькающие ноги, но не мог ни закрыть глаз, ни провалиться в забытье.
Болело все тело.
Болело внутри, болело снаружи, и мерзкое ощущение от чужих прикосновений только усиливалось, хотя как же хотелось, чтобы эта боль выжгла их из его сознания. В груди стягивало узлом. Он словно потерял часть себя окончательно, но не мог дать этому точного обозначения. В голове мелькал образ незнакомца с длинными светлыми волосами: он то улыбался, то лежал под толщей снега, протягивая замороженные пальцы.
«Почему ты меня оставил…» – кричал изнутри Грей и даже не мог точно сказать, к кому обращался.
Он не помнил.
Помнил только мерзкий голос, мерзкие руки, лестницу и всеобъемлющую боль. Ему казалось, что он лежал на этом полу уже целую вечность и скоро сквозь него прорастут растения. Может, тогда ему перестанет быть так больно?
Почему до сих пор никто ничего не сделал?
– Что вы наделали? – холодом пронесся мужской голос.
Грей услышал, как закричали отец и мать, как закричали слуги. А затем все поглотила темнота.
* * *
Грейден резко подорвался на постели, и правая сторона тела взвыла от боли. Он застонал сквозь стиснутые зубы, повалился обратно на мягкие подушки и прижал здоровую руку к лицу, где правая сторона немела.
Стиснув зубы от боли, Грей рывком поднялся во второй раз и вцепился пальцами в одеяло так, словно оно могло удержать его от падения обратно. Ему снилось собственное прошлое, и от этого по телу ползали скользкие мурашки, вызывая в памяти те самые отвратительные прикосновения и голос:
«Будь хорошим мальчиком и молчи».
Грей сглотнул вязкую и горькую слюну, провел ладонью по лицу, чтобы прийти в себя и остановить зарождающуюся внутри дрожь. Мелкий озноб сковывал льдом внутренности, пульсирующая боль в правой стороне тела не утихала.
Ужасно хотелось в душ, смыть с себя все это и залиться эликсирами…
«Фергус!»
Внезапно Грейден пришел в себя. Сон рассеялся как по мановению руки, и мужчина внимательно огляделся.
Это был не его дом.
Сердце тревожно сжалось, когда Грейден оглядел огромную кровать с балдахином, вычурную мебель и украшенный лепниной и мозаикой потолок. Он осторожно встал, припадая на здоровую ногу, и оглядел себя: на нем была свежая светлая рубашка и темные штаны. С него сняли перчатки, портупею, вытерли кровь с лица и рук, а раны обработали. Грей коснулся затылка, в котором тогда почувствовал боль, прежде чем потерять сознание, но ран не нащупал и облегченно выдохнул. Мастер схватился за резной столбик кровати, державший балдахин, снова огляделся: он мог бы предположить, что находился в резиденции принца Йохима, в Севернолесье, но не припоминал там такую броскую мебель и отделку. Грейден щелкнул пальцем по золотистой кисти балдахина, висевшей перед лицом, рассмотрел столик-трюмо из светлого дерева, с вырезанными в виде львиных лап ножками, дорогой гобелен на стене с изображением непонятных существ, тянущих черные руки к белоснежному голубю в клетке, и свисавший с потолка золотой канделябр.
Грей нахмурился, прохромал к окну, отодвинул занавески и едва сдержался, чтобы не охнуть.
Снаружи ярко светило солнце, значит, он проспал тут минимум ночь. На самом окне были кованые решетки с изящно выгравированными листьями и гроздьями винограда внизу.
«Это точно не Севернолесье», – с тревогой решил Грей.
В резиденции вокруг особняка шелестел листьями яблоневый сад, а вдали виднелся сосновый лес, но тут вокруг было видно лишь голое поле, поросшее травой и окруженное раскидистыми лиственными деревьями. Сам дом был огорожен высоким забором с остроконечными пиками, среди прутьев которого вился дикий виноград.
Грей нервно вдохнул и выдохнул. Не стоило сразу давать растерянности и панике сковать себя: в конце концов, он был только в одной части поместья и не имел понятия, что находилось по другую сторону, хотя
