оставались безучастными, с ужасом взирая на полумертвых птиц под потолком вокзала и вооруженных Мастеров вокруг кричащего ребенка. Никто не попытался даже сделать шага в сторону просящего, и это ломало Грея изнутри. Его глаза застыли широко распахнутыми, с двумя точками зрачков, утонувших в радужке, щеки покраснели от беспомощности. Он захрипел, кусая обветренные губы, вытягиваясь в руках Пернатого во весь рост, и кристалл под его одеждой пульсировал бешеными вспышками.
Мальчик застыл, не в силах больше кричать. Он посмотрел на Мастеров, на грязный горчичный свитер под их сапогами, на руки Пернатого на своих запястьях и задрожал так крупно, словно у него начинался приступ.
– О нет… Нет-нет-нет, Грейден, не смей. – Хайнц требовательно встряхнул его, отчего Грей едва не прикусил язык. Он с ненавистью уставился в золотистые глаза Греха, подался вперед, вцепился пальцами в ткань его пальто и пихнул от себя, будто мог вырваться таким способом.
Грей закричал громче:
– Фергус! Фергус, забери меня отсюда! Я хочу, чтобы ты забрал меня! Фергус! Фергус!
Пернатый подавился словами. Атмосфера резко стала давящей, и Мастера растерянно переглянулись с ним и друг с другом.
– Ты врешь! Вы все врете мне! Я не верю ни единому вашему слову и никуда с вами не пойду! – Грейден продолжал кричать и бить кулаками по рукам и плечам Пернатого. – Фергус жив! Он не мог умереть! Он никогда не умер бы! Фергус! Забери меня отсюда! Мне надоело! Меня бесит все, что вы говорите! У меня есть выбор, и я не собираюсь идти за вами!
– Грейден, успокойся!
– Нет! ФЕРГУС!
– Твою мать, Пернатый, он же придет! Он придет!
– Никто никуда не придет, он запечатан! – рявкнул Хайнц.
– Он убьет наших, если встанет!
– Так пусть положат его обратно! Мастера они или кто?!
Хайнц врал всем в лицо. На энергетическом уровне он знал, что в тысяче миль отсюда полудохлый пес с оскаленной пастью поднимался в ярко-алом круге пентаграммы, и из его пасти хлестала черная густая кровь.
Грех в тысячах миль отсюда откликнулся на зов мальчишки, и исторг рев, сотрясающий обледенелые деревья. Мастера должны суметь сдержать его, но эта живучая тварь словно одержимая будет вставать на изломанных ногах, и кинжал в его загривке светился кровавым светом. В черных провалах глазниц – ярость. Он точно прорвет пентаграмму ради одного зова, потому что слышал свое имя, срывающееся с губ мальчика раз за разом.
Он придет.
Мир замер на долгое мгновение, словно застыв в сером киселе. Пернатый слышал сердцебиение Грейдена так четко, словно прижимался ухом к его грудной клетке. Он слышал крики Грея и видел через оставленных фраксьонов, как поднимался полумертвый Фергус, разрывая собственную плоть.
Он придет и заберет его.
Он это сделает.
Даже если он мертв.
– Хайнц! Кристалл!
– Он прибежит! – В голосах Мастеров слышалась паника. Воздух вокруг словно затуманился серой мглой, вспыхнули красными глазами тени по углам. Кристалл под одеждой Грея пульсировал в такт его голосу, светился все ярче и, кажется, обжигал кожу.
– Фергус, вставай! – продолжал кричать Грей.
Пернатый зарычал от безысходности. Браслет на его запястье раскалился докрасна, прожигая руку почти до кости. В полной растерянности и злости он замахнулся и ударил тыльной стороной ладони по щеке Грея, заставляя того резко замолчать.
– Ты. Прекрати звать его.
Хайнц схватил его одной рукой за плечо, обернулся на Мастеров.
– А вы прекращайте ныть. Вас наняли сопровождать меня, а не для того, чтобы сопли пускать. Отвратительно.
Воцарилась гнетущая тишина. Мгла вокруг них медленно рассеивалась, люди в тихой панике начинали расходиться, и фракьоны с любопытством смотрели на всех сверху, усевшись на балках, точно голуби.
Пернатый перевел внимание на Грейдена, застывшего в его руках, точно неживая восковая кукла.
Грей смотрел на него совершенно безжизненным взглядом. Он больше не кричал, не сопротивлялся, таращась куда-то сквозь Греха. Из уголка разбитой губы скатилось несколько капель крови, и кристалл под одеждой затух, вспыхивая напоследок пару раз в такт мальчишечьему сердцу.
Хайнц достал белоснежный платок из внутреннего кармана и аккуратно стер с его лица кровь.
– Грей?
Грейден поднял голову и встретился с Пернатым пустыми глазами.
Внутри мужчины все сжалось, но он заставил себя переступить через эмоции.
– Если ты прекратишь звать его, такого больше не повторится, Грейден. Поверь мне, дитя, я всем сердцем хочу с тобой подружиться, но ты не оставляешь мне выбора. Знаешь… я знаю твое горе. И знаю, как это больно, когда кто-то уходит из твоей жизни. Но твоя жизнь продолжается. И она очень важна.
Глаза Грейдена снова наполнились осмысленностью. Он посмотрел на Хайнца так, словно тот открыл ему все тайны Алторема, затем медленно коснулся уголка рта пальцами и оглядел кровь на пальцах.
– Ты не понимаешь, – тихо сказал Грей.
– Понимаю, дитя. Еще как понимаю.
– Ты неправильное чудовище. – По щекам Грея покатились злые слезы. Он не бежал, не сопротивлялся, но смотрел затравленно, как дикий зверь, угодивший в капкан.
– Ты неправильное чудовище, – говорил ему мальчик с веснушками и темными вихрами волос столетия назад.
– Почему это?
– Матушка сказала, что ты должен съесть меня. А ты меня не тронул.
– Матушка твоя чудовище, раз отдала мне на съедение, – фыркнул Хайнц.
– Ну… Я думаю, тогда у нас деревня чудовищ. Может, я один из них?
Хайнц смотрел на Грея. Он не знал, что ему сказать, в его голове сейчас творился настоящий хаос. Он верил в перерождение, верил в закономерности этого мира, но сейчас, глядя в подернутые влажной пеленой глаза, он понимал: это Грейден.
Не Герман.
– Отдайте мне свитер, – неожиданно прошептал Грей.
– Свитер? – Хайнц продолжал держать его одной рукой за предплечье.
Грейден чуть двинулся вбок, указал на лежавший в грязи горчичный комок вязаной ткани.
– Мой свитер. Я не буду убегать, только дайте забрать его. – Грей говорил еле слышно, продолжая размазывать редкие слезы по щекам.
«Это все, что мне от него осталось», – кричал его взгляд.
– Бери. – Хайнц разжал пальцы, невзирая на вздохи Мастеров.
Грейден на заплетающихся ногах подошел, нагнулся, поднял свитер и отряхнул его как мог. Затем прижал к себе и вернулся.
– Ты сказал, что я неправильное чудовище, Грей. Но это неверно. Не знаю, чему тебя учил Фергус, но с такими убеждениями ты долго не протянешь. Ты человек. И должен быть с людьми, – сказал Хайнц.
– Ни одно чудовище не сделало мне плохо, – без раздумий ответил Грей, глядя ему в лицо сквозь злые слезы. – Кроме тебя.
Громкий гудок поезда разрезал пополам напряжение между ними.
Где-то за тысячи миль тоскливо выли волки, окружая
