историческом смысле падения Кунсткамеры (он, сколь ни спорь, огромен и необратим, что стало зримо в первые же годы) - ко мне обращаются, вызнавая, насколько события романа и его герои соответны подлинным (как будто я был свидетелем!). Ясно, что с кем-то из персонажей мне встретиться не довелось. Кого-то я не узнал достаточно. Однако смею судить, что именно дипломат Вележский и Машенька (архитектор Мария Станиславовна) явлены с портретным сходством, хотя читатель может счесть их образы гротескными. Прочие же образы, даже сугубо реалистичные и исторически узнаваемые, при той или иной доле документальной правды, всё же суть плоды сочинительского воображения, без коего читателю предстал бы не роман, а только хроника падения Кунсткамеры.
Платон Гелле,
Сиятельный кавалер ордена Грифона,
Вице-президент Таврической академии наук,
14 августа 2099 г.
Из коричневой тетради. Стр. 1-15
Наружностью хозяин походил на поэта Блока, если бы не кудрявые волосы. Наверное, со стороны мы смотрелись театрально. Я ещё не сменил зелёного сюртука на походный мундир, к чему вскорости все пришли. Хозяин же, в чёрном сюртуке, с чёрными кудрями, неплох был бы в роли злого гения, и сумрачная комната располагала к сюжету с неожиданными злодействами, роковыми тайнами гроба и проч.
- Курс окончили с отличием, - принялся перечислять хозяин. - Проявляли взвешенное любопытство к новшествам техники.
В этом не было никакого секрета. Однако хозяин продолжал:
- ...Включая синематограф. Следите за театром. Причём жалеете, что романические страсти вытесняются психологией, а театральная машинерия отживает свой век. И вправду, синематограф её убьёт. В литературе всегда искали авантюрных сюжетов, но Майн Риду предпочитали Жюль Верна, а Рубакину Фламмариона. К чему бы это?
- Откуда вам известно? - спросил я дерзко, ведь это пахло, как бы сказали в то время, шпионством.
- Вы много и с пылом распространяетесь о своих пристрастиях, - улыбнулся хозяин. - А люди запоминают эти характеристические черты и выдают, что слыхали от вас, и в мысль не беря, что вы собственную прямоту можете принять за чужую бесчестность. Впрочем, я и сам справлялся, и ваши товарищи и даже начальство здесь ни при чём.
- Кто вы? - спросил я, видя, что тут и вправду не без шпионства.
- Я не имею чина, - отвечал хозяин. - Я не имею учёной степени, хотя состоял вольнослушателем при нескольких университетах. Можете называть меня бароном. Это и вправду единственное моё звание - и то не моя заслуга. Да и мало ли баронов в Европе!
- Вы поляк? - спросил я, имея основания.
- Скорее, итальянец. Я итальянский подданный, но предпочитаю, чтобы меня называли австрийцем.
- Вы из Триеста?
- Из Венеции. Прекрасный, но уже умерший город. И подозреваю, что Австрия вскоре будет так же мертва, как ныне Венеция.
Я видел, что хозяин говорит правду, но в каждом его ответе есть издёвка, перекочевавшая, так выразимся, в его ответы из самой его жизни. Но зачем начальство позволило этому частному лицу пригласить меня и дало знать, что это по сути приказ? Мне подумалось о полиции.
ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ
ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ
Хозяин правильно понял мою заминку и вновь огорошил меня своими познаниями:
- Вы замечательно способны. Физически и умственно вы опережаете большинство сверстников. Немудрено, что и в корпус, и в училище вас принимали на год раньше положенного срока. А если учесть, что в метрике дата вашего рождения искажена ещё на добрых полтора года - вы просто, как говаривают немцы, чудо-ребёнок! Хоть я понимаю, что ваше скорейшее взросление было в интересах вашей матушки, находившейся в весьма затруднительном положении. Примечательно, что при своём компанействе, при любви к романическим тайнам, уж не говоря, что вам приходилось несладко среди великовозрастных, считавших вас за недомерка, вы молчали об этой невинной подтасовке. Это полезное умение.
- Откуда...? - пролепетал я и вспомнил об английском романе "Загадка песков", где говорилось о раскрытии германских шпионов, заброшенных в Англию (в те годы написали бы "засланных"). В голове промелькнула дикая мысль: что, если это шпион, обманувший начальство училища, или помыкающий им, как своими сообщниками? Следом возникла новая мысль: что этот человек намерен делать со мною? Уж конечно он не кинет меня в подвал, нажав пружину, и не прикажет с места в карьер воровать секретные бумаги и кидать бомбы.
- Я придерживаюсь принципа, - пояснил барон торжественно: - Знать лишь то, что не запрещено. Ведь ваша семейная тайна никаким законом не охраняется? Так вот, помимо тайн, за проникновение в кои следуют неприятности, подобные всем известному делу Дрейфуса, в мире немало и других. Любопытство к ним не вызовет ревности ни у одной из контрразведок. Вам быстро разонравились пампасы. Это для вас мелко, не многим интереснее, чем жулики на парижских бульварах. Вам интересны были капитан Немо, Робур-покоритель, низвергающийся в тартарары юноша Пим, осьминоги на треногах, свалившиеся на головы англичанам. Вам интересны фантазии символистов о далёком будущем. Есть ещё фантазии социалистов, но мы поговорим о них в другой раз.
Барон в самом деле знал всё, о чём сказал, и, вероятно, многое другое.
Мы так и стояли друг напротив друга, в сумраке. Не знаю, употребил ли он в тот раз известный мне потом магнетизм или попросту мастерски выстроил сцену. Однако чувства мои словно застуденевали, да поймёт меня читатель.
- Согласились бы вы служить со мною? - спросил барон доверительно.
- Кому? - изумился я, вновь почуя, как во сне, опасность. - Австрия, при всём политесе, нам более не союзник. Италия теперь союзник Австрии.
- Сомнительный союзник, - весомо сообщил барон. - И разве я предложил бы вам служить кому-либо, кроме вашего Государя ? Меня знают по всей Европе. И не только. Но к вашей стране у меня особое чувство. Я не случайно говорю по-русски так свободно. И приложу все усилия, чтобы наши державы не стали врагами.
Я попросил уточнения:
- Вы говорите об Австрии?
- Об Италии! - воскликнул барон, удивив меня, но прибавление объяснило его резкость: - Я же сказал, Австрия скоро будет мертва, как ни печально... Вот Италии в начавшемся веке уготовано славное будущее, хоть, разумеется, не столь грандиозное, как вашей стране. Нам следует держаться вместе. А ваше правительство пошло мне навстречу. Дядя вашего Государя - чуть не сказал "кузен", они же почти ровня! - вник в моё предложение. Конечно, к тому располагают необъяснённые покуда происшествия, встревожившие ваши полицейские и военные власти. Но я должен признать: Его Императорское Высочество зорок и смел, хотя люди такого рода всегда инертнее нас, и не важно, принцы крови они или выборные.
Барон увидал, что меня натуральным образом смутило это странное "нас", и объяснился:
- Не тревожьтесь, подпоручик!
