я беру пластинку, подношу к огню и разжимаю пальцы. Пластинка падает лицевой стороной вверх, языки пламени мгновенно охватывают ее со всех сторон и начинают пожирать самодельный конверт, обнажая черный винил внутри. Пластинка скручивается, словно корчась от боли, ее края тянутся к небу. На плавящейся поверхности вздуваются пузыри, которые, лопнув, оставляют после себя зияющие дыры.
В моей душе поднимается целая буря чувств: я вспоминаю текст песни, ее мелодию, ощущаю радость, перед мысленным взором проносятся картины прошлого. Частица тебя, последний вздох нашей прекрасной жизни исчезает в пламени. Глядя, как все это горит, я до боли сжимаю кулаки, из груди вырывается судорожное, прерывистое дыхание, меня шатает, как пьяного.
Я расправляю плечи, душу в себе эмоции. Мой взгляд устремлен на ангар, где ждет «De Anima», на море, на далекий берег. Главное – продержаться. Еще десять секунд. Еще пять секунд, и я выберусь отсюда, сохранив хотя бы что-то.
Словно река, вышедшая из берегов, по моим щекам текут слезы, которые я не в силах сдержать. Я лихорадочно стараюсь взять себя в руки, успокоиться, но если чувства вырвались наружу, то загнать их обратно мне уже не под силу. Мое лицо искажает гримаса безутешного горя, изо рта вырывается захлебывающееся сдавленное рыдание, льющиеся из глаз слезы капают с подбородка.
Я чувствую, как от меня ускользает «De Anima», а далекий берег скрывается за горизонтом.
– Артур, я не могу вам помочь, если вы отказываетесь помогать сами себе, – грустно заключает Коделл. – Мы оба знаем, что случилось бы, если бы я позволила вам пронести все это домой.
Я опускаю глаза на остатки плавящегося в огне черного винила, будто ожившее полотно Дали. И вдруг мои виски начинают бешено пульсировать. Горя больше нет – во мне, словно раскаленная лава, вскипает ослепляющая ярость. Кажется, будто мозг распирает, он все сильнее давит на череп изнутри.
– Давайте пройдем в дом, – раздается рядом.
Глаза мне застилает алая пелена дикой злобы, я отшвыриваю костыль и бросаюсь на Коделл. Мы падаем на газон. Я всматриваюсь в самые недра ее души, бешеным взглядом впиваюсь в глаза, а руки сжимаются на ее горле, выдавливая жизнь из каждой вены, из каждой артерии. Коделл тщетно ловит ртом воздух, а я вою от злобы и отчаяния, роняя слезы на ее белую рубашку.
Я жажду вырвать жизнь из ее тела. Наплевав на все последствия, отринув от себя всю человечность, я давлю как можно сильнее. Клянусь, я перерезал бы себе горло, если бы точно знал, что Коделл тоже умрет.
Сильная рука хватает меня сзади за шею и отбрасывает в сторону, словно тряпичную куклу. Я перелетаю через меловую дорожку и падаю на газон с другой стороны, не в силах вдохнуть. Надо мной, загородив солнце, нависает Виллнер. Он рывком вздергивает меня на ноги и обрушивает чудовищной силы удар, от которого сотрясается мой череп, а перед глазами вспыхивают белые искры. Я снова падаю навзничь. Голова раскалывается, я задыхаюсь от боли.
На миг ко мне возвращается зрение, и я успеваю заметить, что сплевываю кровью. В следующую секунду Виллнер с полными ненависти глазами снова хватает меня за грудки и заносит кулак.
– Виллнер, нет! – сипло кричит Коделл. – Отпустите его!
Тот останавливается как вкопанный с занесенным кулаком и нехотя выпускает воротник моей рубашки. Я с глухим стуком падаю затылком на траву, голова беспомощно откидывается набок. Не в силах сфокусировать взгляд, я усиленно прислушиваюсь к окружающим звукам. С помощью Виллнера доктор Коделл поднимается на ноги, поворот ручки обрывает тихое шипение пламени, с лязгом захлопывается тяжелая металлическая крышка.
– Прошу прощения, Артур, – мрачно произносит Коделл. – Виллнер ни в коем случае не должен был так поступать. Я категорически против этого.
– Убейте меня. Пожалуйста, – с трудом выговариваю я, чувствуя, как изо рта льется теплая струйка крови. – Отпустите к жене.
– Артур, она ушла.
– Тогда позвольте мне уйти вслед за ней, – молю я. – Я не хочу обратно! Пожалуйста! Только не туда!
Я слышу, как Коделл садится на корточки рядом со мной.
– Артур, я больше ничего от вас не прошу, – заявляет она. – Так даже лучше. Я не могу лечить пациента, который со мной дерется. Это угрожает моей работе и, главное, вам самому.
Где-то рядом раздается знакомый хруст разрываемой стерильной упаковки.
Коделл продолжает:
– Думаю, ради успеха лечения нам стоит прибегнуть к более интенсивным методам. – За фасадом показного спокойствия и уверенности я улавливаю в ее голосе дрожь. – Мы попробуем погрузить вас в медикаментозную кому и будем поддерживать вашу жизнедеятельность, чтобы проводить сеансы Разделительной терапии без помех и чуть активнее. Мы периодически станем выводить вас из комы для контроля самочувствия. Впереди у нас очень много работы, а пока можете отдохнуть.
Виллнер вводит мне препарат, и я, вновь ускользая из этого мира, пытаюсь думать о тебе. Вспоминаю пережитые вместе моменты: Эдинбург, Лиссабон, наш дом. И пока в голове всплывают случайные эпизоды, я отчаянно пытаюсь найти среди них те, в которых еще что-то чувствую к тебе. Я скольжу вдоль закрытых стеклом аккуратно отредактированных фрагментов, а барбитураты утягивают меня на дно.
Под конец в моем гаснущем сознании возникает новая фигура. Сколько бы я ни старался думать о тебе, сколько бы ни силился сохранить тебя в центре своих все более беспорядочных мыслей, перед мысленным взором почему-то возникает образ доктора Коделл. И словно финальная пощечина вдобавок ко всему, что мне и так пришлось вынести, в самый последний миг перед тем, как отключиться, я думаю о ней!
Зима
Глава 37
Один. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять. Один. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять.
Я бегу. Впереди последние сто метров, и я стараюсь изо всех сил. Вздымая ударами ног облака белой пудры, я приближаюсь к ангару. Сзади бежит Виллнер. Он без усилий держит мой темп, следуя на расстоянии, словно тень.
Ноги горят от нагрузки, глаза устремлены вперед, я полностью выкладываюсь для финишного рывка. Я уже измерял длину окружности острова: 1872 метра. Тогда я делал прикидки во время изматывающих пробежек вдоль берега. На каждый круг уходило восемнадцать минут, и даже часть этой дистанции я одолевал с огромным трудом, хрипя и задыхаясь.
А теперь? Теперь я покрываю то же расстояние за пятнадцать минут и лишь после третьего круга могу слегка вспотеть. Пронизывающий холод мне нипочем, я бегу быстро, не снижая скорости, под ногами мягко
