криминалист, выпрямляясь. – Вы хотите сказать?..
– Да, я именно это и хочу сказать: хряк успел окучить одну свинессу, но на этом, согласно рекомендациям Интеллекта, решил не останавливаться.
– Но ведь вы же могли его остановить! – ухватился за неловкий поворот моей мысли следователь. – Я так понимаю, вы предполагали, что все может закончиться очень плохо.
– Помилуйте! Кто я такой, чтобы спорить с мудрейшим Глобальным Интеллектом, – я сделал страшные глаза.
– М-м, – засомневался в своих суждениях следователь. Нет, на самом деле, вовсе неплохо, что авторитет Искусственного Интеллекта непререкаем и даже отдает идолопоклонничеством. – Возможно, вы и правы.
– Позвольте, что значит «возможно»? Вы допускаете саму возможность подобного?
– Ну что вы! Глупости. И знаете, что я думаю? Это не более чем нелепое стечение обстоятельств.
– Вы уверены, товарищ следователь? – я прищурился. Вот она ловушка для твоего обожаемого Ая – сам себе выкопал яму, можно сказать!
– А вы разве нет?
– Прошу занести в протокол! – ткнул я пальцем в планшет, но следователь испуганно прижал его к груди, воззрившись на меня словно на буйнопомешанного.
– Занести что? – пролепетал он заплетающимся языком. Кажется, он начинал догадываться, куда я гну.
– Мои подозрения относительно личности виновного в гибели хряка Самсона, – выпалил я и принял надменный вид.
– Вы уверены, что хотите сделать подобное заявление?
– Абсолютно!
– Невзирая на возможные последствия?
– Простите, вы меня запугиваете?
– Ни в коей мере! – запротестовал следователь, замахав на меня руками.
– В таком случае пишите.
– Как вам будет угодно, – сдался тот и приготовился набирать.
Ко мне подскочил Степан и вцепился в рукав моей куртки.
– Федя, одумайся! Ты соображаешь, что творишь? – он-то уж точно понял, что я собираюсь сделать.
– Спокойно, Степа! – я высвободил рукав из его крепких пальцев. – Я обвиняю Глобальный Интеллект в смерти хряка Самсона – редкого животного, занесенного в Красную книгу. Именно его, и никого другого.
Следователь вздохнул и начал писать. Если у меня еще был шанс одуматься, то теперь уж точно было слишком поздно отступать, и я продолжил:
– Именно его необдуманное решение привело к летальному исходу живого организма и…
– Но позвольте! – воскликнул следователь. – Исходя из показаний господина Фролова, именно вы настаивали на оплодотворении хряком Самсоном свиней женского пола!
– Все именно так. Но ведь я не настаивал на том, чтобы несчастный хряк – да будет земля ему пухом! – занимался этим благородным делом без передыху, а перед тем его тащили по морозу и сужали ему сосуды.
– Э-э… Хорошо, – устало выдохнул следователь. Ему наскучил пустой спор. В конце концов, какое ему, собственно, до всего этого дело. Его задача собрать улики, произвести опрос и передать материал на суд Интеллекта Юстиции, а уж тот пускай сам решает, кто и в чем виноват. – Значит, вы обвиняете Глобальный Интеллект в смерти существа по кличке Самсон, наступившей в результате отданного вам распоряжения проследовать с хряком на данную свиноферму с целью оплодотворения самок свиней той же, что и Самсон, породы для увеличения ее поголовья?
– Вы ухватили самую суть, товарищ следователь, – победно кивнул я. – Интеллект, руководствуясь благими побуждениями (в чем у меня, разумеется, не возникает ни малейших сомнений), допустил грубые просчеты, не учтя особенностей организма Самсона, хотя у него на руках были последние данные обследования хряка.
– А они действительно были? – перебил меня криминалист.
– Я ехал с очередного обследования, когда все и случилось, – подтвердил Степан. – Сердце у Самсона действительно было слабовато и могло не вынести большой нагрузки.
– Что уже не просто попустительство! – воздел я указательный палец к потолку. – Это попахивает преступным разгильдяйством.
– Знаете, я бы попросил вас держаться в рамках… – заметил мне следователь, все больше хмурясь.
– А я попросил бы вас записать мои размышления слово в слово.
– Будь по-вашему, – только и пожал плечами следователь. – У вас все?
– Нет, осталось самое главное.
– Вы меня пугаете.
– Порой я и сам себя побаиваюсь. Но все же… Хочу заметить, что в свете всего вышесказанного мной, в деятельности Интеллекта прослеживается пренебрежение к живым существам. А что если подобное отношение распространяется и на человека?
– Ну уж вы лишку хватили! – задохнулся следователь.
– Ничуть. Вполне логичное предположение. Поэтому я на правах живого существа, подчиненного Глобальному Интеллекту, вправе требовать ревизии его принципов работы в отношении не только людей, но и братьев наших меньших. Мы должны быть уверены на все сто, что завтра не окажемся на месте вот этого несчастного существа! – я резким, обвиняющим взмахом руки указал на Самсона. Прости, дружище Самсон, но твоя смерть послужила огромному по своей значимости и важности делу избавления человека от власти бездушной машины. По крайней мере я на это надеялся…
Глава 4
Хряка Степан увез с собой, к «безутешным» хозяевам – на этом он настоял категорически. Семен сдался не без боя, протестовал, настаивал, требовал, но… Самсона грузили в фургон сразу четверо человек. Хряк был слишком крупный, слишком тяжелый, слишком неудобный – в общем, все возможные «слишком». Семен крутился рядом и помогал советами, но его никто не слушал. Он обиделся и покинул нас. Но я подозревал, что обида его крылась вовсе в другом.
Прощаясь со мной, Степан крепко пожал мне руку и шепнул в самое ухо:
– Ты герой, Федя, хотя и изрядный дуралей.
– Почему? – наивно спросил я, даже попытался улыбнуться, но вышло не очень – губы словно судорогой свело.
– Сам понимаешь: тебе крышка, – ответил Степан и уехал, оставив меня в полной прострации. Что это было: шутка или предостережение? Степана вообще трудно иногда понять. Он по жизни серьезный, даже юмор его, и тот солидный, деловой.
В общем, настроение у меня окончательно испортилось. Ох уж этот мой бойцовский дух на пару с длинным языком и желанием выпендриться. Ну да ладно, чего уж теперь.
Домой нас подбросила опергруппа. Всю дорогу мы с Софьей не обмолвились ни единым словом. Поэтому я ожидал разноса дома. Однако дома Софья долго и все также молча смотрела мне в лицо, потом уселась в кресло напротив и сказала:
– Рассказывай.
И я рассказал. Все – от начала и до конца. Меня словно прорвало. Согласитесь, держать в себе такое трудно, хочется с кем-нибудь поделиться, излить душу. Но кому расскажешь, что ты лежал в сумасшедшем доме по причине войны с телевизором?! Я не без причины побаивался, что Софья поймет все верно, соберет чемодан и хлопнет дверью. А может, и не хлопнет – закроет осторожно. Она ведь у меня очень бережливая и аккуратная. Да и дверь, вроде как, вовсе ни при чем. Но Софья все слушала
