купил в Балтиморе огромное поместье и назвал его «Крым». Они конечно платили арендную плату по 16 тысяч рублей серебром в год, но в накладе не остались.
— А русские рабочие у них есть? — спросил Кропоткин.
— Рабочие, конечно, — кивнул Лабзин, — вот инженеры и мастера, в основном американцы.
Завод занимал огромную территорию на берегу Невы. Чуть не больше, чем фабрика Гучкова.
Вход с коваными воротами, длинные приземистые ангары, есть кирпичные, но по большей части деревянные. Высокие заводские трубы.
Вот и двухэтажный особняк директора.
Мистер Уайненс встретил их в кабинете, обставленном в классическом стиле, если и не таком роскошном, как у господ Морозовых, то только благодаря протестантской этике.
Саша объяснил цель визита, продемонстрировав свой английский, но умолчав о проекте сквозного вагона. В России, конечно, украдёт вряд ли, проект государь видел, да и рискованно великого князя обкрадывать, но, если в Америке братец Томас начнёт производство, хрен его за руку поймаешь. Лучше сначала хотя бы патент получить.
— Да, да, — сказал по-английски хозяин, — Вы где хотите выступить? В цехах или мне где-то собрать рабочих?
— В цехах, — сказал Саша, — вы сделаете для меня небольшую экскурсию?
— Пойдёмте, Ваше Высочество!
— Петя, я совсем с народом говорить не умею, — сетовал Саша по дороге. — У вас же, наверное, в имении были крепостные? С ними как?
— Ничего сложного, — сказал Кропоткин, — не употребляй иностранный слов и абстрактных понятий.
— Постараюсь, — вздохнул Саша. — Я говорил, конечно, на гауптвахте с гренадёрами Золотой Роты, но, боюсь, они не всё поняли.
Лабзин немного отстал, а Уильям, похоже, не понимал по-русски ни бельмеса, так что Саша надеялся, что никто не заметил недозволенного обращения.
В низком ангаре с рельсами посередине собирали паровозы.
Саша выбрал один, видимо, почти готовый, черный, с конической широкой трубой, взобрался на него и сел прямо перед носом, между фонарями, впереди трубы. Кропоткин забрался вслед за ним и встал рядом.
Хозяин позволил рабочим оторваться от сборки и приказал подойти.
Саша предпочёл бы больше добровольности.
— Дорогие мои! — начал Саша. — Когда я шёл сюда, я думал, что это казённый завод, но оказалось, что он сдан американцам. Я ничего против них не имею, народ оборотистый и дельный. Но обидно, что они учат нас паровозы строить, а не наоборот. И зарабатывают громадные деньги на наших железных дорогах. А почему так?
Народ молчал.
— А потому, — продолжил Саша, — что вряд ли вы найдёте американского инженера и даже мастера, который не умеет ни читать, ни писать. Так ведь?
Раздалось несколько тихих «да» и «так».
— А среди вас есть такие?
— Да, — ответили самые смелые в толпе.
— Поэтому, — сказал Саша, — мы и открываем в воскресение школу для рабочих. И учёба, и учебники, и тетради — всё бесплатно. Начало занятий после обедни в правом флигеле Михайловского дворца. Приглашаем всех! Без различия возраста. А особенно тех, кто собирается стать мастером, а потом и инженером.
Саша поднялся на ноги и дотронулся до локтя Кропоткина.
— Давай! Есть, что добавить?
Князь кинул.
— Это мой друг Петя из Пажеского корпуса, — представил Саша.
Что было совершенно не по этикету. Это только князю можно рабочих представлять. И не великий князь должен этим заниматься.
Кропоткин совершенно не смутился.
— Учителями будем мы и ещё несколько моих одноклассников, — громко сказал он. — Быстро не обещаем, но к лету будете читать вывески, подписывать своё имя, а не крестик ставить, и считать, конечно. И никто вас больше ни на рынке, ни с жалованьем не облапошит.
Так они обошли все цеха, в том числе горячие. В литейном в честь великого князя отлили паровозное колесо, и хозяин обещал прислать его в Царское, как только остынет.
— Десять лет назад мы показывали цеха государю Николаю Павловичу и великому князю Константину, — вспомнил Уильям, — и тоже отлили для них колесо.
После Александровского завода, друзья настолько падали с ног, что отложили прочие гранильные и кожевенные на когда-нибудь потом.
— Если хоть человек десять придет, я буду считать, что не зря живём на этом свете, — сказал Саша.
— Зря вы им про инженеров, Александр Алексанрович, — заметил Кропоткин, перейдя в присутствии Лабзина на дозволенное обращение. — Это же невозможно.
— Почему? — поинтересовался Саша.
— В Инженерное училище только после гимназии можно поступить, — заметил будущий революционер. — Или экзамены сдать. Начальной грамотности для этого мало.
— Я рабфак собираюсь открывать при моём университете, — сказал Саша.
— Что? — переспросил Кропоткин.
— Рабочий факультет, — объяснил Саша. — для талантливых представителей низших сословий, чтобы они могли поступить в университет. Хотя бы в мой, который я собираюсь сделать на основе школы Магницкого. Если ни в какой другой не возьмут.
Кропоткин чуть не открыл рот, не говоря о Лабзине.
— Нет, я не сумасшедший, — улыбнулся Саша. — Просто немного впереди. Не так уж. Лет на шестьдесят.
В пятницу в магазине Вольфа на Суконной линии Гостиного двора закупали буквари. Кропоткина сопровождал денщик, а Сашу — камердинер Кошев и генерал Гогель.
Товар лицом показывал лично хозяин: Маврикий Осипович.
Он был тучен, имел крупный нос, чёрные усы и вьющиеся волосы.
— Нам нужны буквари для взрослых, — заявил Саша, — штук двадцать.
И обернулся к Кропоткину.
— Петь, как думаешь? Двадцать хватит?
— Давай тридцать, на всякий случай.
— Ваше Императорское Высочество, ваш визит для нас большая честь, — сказал Вольф, — но у нас нет букварей для взрослых.
Саша вздохнул.
— Ну, как так! Неграмотные взрослые есть, а букварей нет!
— Будут, — пообещал хозяин, — но на это нужно некоторое время.
— Тогда давайте «Азбуку с картинками для прилежных детей», — смирился Саша.
— Есть, — кивнул Вольф.
И кивнул продавцу, который куда-то исчез и вернулся с пачкой тоненьких книжечек страниц в 30 каждая.
Азбука оказалась цветной, и каждой букве соответствовало животное или птица. Рисунки были весьма качественными, но беда заключалась в том, что даже Саша смог бы опознать не всех животных, если бы не умел читать. Например, на букву «А» был аист, а на букву «Ц» цапля. Разве что крестьянин и отличит одно от другого.
На букву «Ю» был «юрок». Саша вообще раньше не знал,
