авксентьевых, климушкиных, савинковых, фортунатовых, брушвитов и прочих?..
Так высокопорядочный человек в глубине души всегда надеется, что даже у самого отпетого негодяя может пробудиться совесть. Но у политических негодяев типа Авксентьева, Савинкова, Чайковского падение зашло слишком далеко. Нет, не осознавал Куйбышев пока всей глубины опасности, нависшей над Республикой, и не мог осознать. Эсеры и меньшевики из слуг буржуазии превратились в ее ударный отряд и для достижения своих целей не брезговали ничем. И не им принадлежала инициатива призвать на помощь Антанту: просто империалисты помимо них задумали нанести Советской России комбинированный удар с севера, востока и юга силами чехословацкого корпуса, находящегося на территории России, силами белогвардейцев, контрреволюционно настроенного казачества. Намечалась высадка десантов англичан, американцев и французов в Мурманске, Архангельске, во Владивостоке. Они решили поднять восстание во всех крупных городах, рассчитывая выйти из Архангельска к Сибирской магистрали, и, соединившись с белочехами, двинуться к Волге, сомкнув тем самым кольцо северной, восточной и южной контрреволюции вокруг Советской республики.
Мелкобуржуазным партиям, всем этим эсеришкам и меньшевикам, отводилась роль предателей, политических марионеток, с которыми можно всерьез не считаться.
Особая ставка империалистов была именно на эсеров. Их делению на правых и левых они не придавали ровно никакого значения: пойдешь направо — придешь налево. Слуги есть слуги. За эсерами — кулачество, зажиточные хозяйчики, вся мелкобуржуазная стихия деревни и города. Им нужно дать деньги, оружие. Пусть паясничают, балаганят перед народом, изображают демократию.
Все уже было обдумано. И эсеры плотно вошли в империалистическую обойму, сделались некой составной, хоть и не главной, частью мирового заговора. Они сознательно перешли в лагерь контрреволюции.
Правые и левые слились, стали двумя флангами империалистического фронта. У левых эсеров была своя предводительница — полубезумная тридцатидвухлетняя Мария Спиридонова. Этакая тщедушная пуританка в пенсне. В свое время она стреляла в тамбовского вице-губернатора и была приговорена к смертной казни. Теперь она решила выстрелить в спину революции. В ее больном мозгу зародилась мысль отомстить большевикам своеобразным способом: сорвать Брестский договор путем убийства немецких представителей в России. Осуществить этот план должна сама Спиридонова, в помощники брала Майорова и Голубовского. Конечно же Германия немедленно выступит против Республики Советов и задушит ее...
— Довольно социалистических опытов над живым народным организмом! — вещала контрреволюционная газетка «Сын отечества».
— Стреляйте в Ленина! — призывали эсеры.
Первого января автомобиль, в котором ехал Ильич, был обстрелян на Симеоновском мосту через Фонтанку неизвестными террористами. Ленин не пострадал, но можно ли быть уверенным, что не будет нового покушения на жизнь вождя? Ведь был раскрыт в том же январе новый заговор! Пришел к управляющему делами Совета Народных Комиссаров солдат, георгиевский кавалер, и рассказал, что ему поручили убить Ленина и обещали за это двадцать тысяч рублей. Кто поручил? Целая группа белых офицеров, вооруженных с ног до головы.
Не знал Куйбышев и того, что совсем недавно на квартире эсера Фортунатова здесь, в Самаре, состоялось совещание лидеров правых эсеров. И они, эти лидеры, создали подпольное самарское правительство — Комитет членов Учредительного собрания (Комуч). В него вошли бывшие члены Учредительного собрания Климушкин, Фортунатов, Нестеров, Брушвит и Вольский.
Собрались тайно, темной глухой ночью. Был среди них и один «беспартийный» — артиллерийский полковник Галкин. Человек властный, грубый, он сразу же взял министров правительства в ежовые рукавицы, считая, что с этими краснобаями нечего цацкаться. Он обращался с ними как со своими солдатиками.
— Ну вот что, господа-товарищи. Красными знаменами можете дурачить публику, а в дружинах никакой слюнявой демократии не допущу. Солдата надо пороть. Для его же пользы. С рабочими нечего миндальничать: все равно они вас давно раскусили. Куйбышев и его ревком помогли раскусить.
Полковник Галкин вынул из портфеля пакет, передал его Брушвиту.
— Это план укреплений Самары. Отправляйтесь немедленно в Пензу, передайте пакет чешскому поручику Чечеку. Договоритесь о совместном выступлении против Советов. Вы должны, обязаны склонить их к восстанию. Обещайте все, что запросят. Особенно не торгуйтесь. Пусть чехословаки идут сюда. Мы откроем им двери в Поволжье. Яковлев откроет. Командующий Урало-Оренбургским фронтом. Он наш, хоть и у большевиков на службе. Обрисуйте обстановку. Дескать, народ ждет их прихода с нетерпением. Будем встречать хлебом-солью. — Он перевел взгляд на корнета Карасевича: — Ваша дружина готова к выступлению?
— Так точно, ваше высокоблагородие!
— Отставить. Захватите тюрьму и выпустите всех наших, вооружите их. Вы хорошо знаете Куйбышева?
— Мы с ним на «ты».
— Вот и прекрасно. Куйбышева надо убить.
— Это не так просто; его охраняют рабочие трубочного завода.
— Знаю. Следует захватить его жену и сына. Это будет приманкой. Как только чехи подойдут к Самаре, берите жену и сына. Затем предъявим Куйбышеву ультиматум. Он любит сына. Тут мы его и прихлопнем.
— От этого дурно пахнет, — сказал Фортунатов.
— От вас будет пахнуть еще хуже, когда большевики вздернут вас на виселицу, — огрызнулся Галкин. — Здесь пока командую я и требую выполнять мои приказания беспрекословно.
Фортунатов прикусил язык.
— Убийство Куйбышева необходимо, — поддержал Галкина Брушвит. — Это будет не просто убийство, а ритуальное убийство: пока жив Куйбышев — живы Советы в Самаре. И еще, господа: знаете ли вы, что в Самаре тайно хранится золотой фонд Советской республики?
Все впились в него глазами, даже поднялись с мест.
— Сколько? — спросил Фортунатов.
— Много. Около шестидесяти миллионов рублей золотом и свыше тридцати миллионов рублей ассигнациями!
Молчавший до этого Вольский, высокий нервный господин, поправил пенсне, встал, прошелся до двери и обратно, сел, принялся теребить ленточку пенсне.
— Что, впечатляет? — спросил Галкин. — Эти деньги, золото нужно экспроприировать. Короче говоря, отнять у большевиков. Проследить, чтоб не вывезли из Самары. Если будут грузить на автомобили или подводы — пробиться гранатами, пулеметами и захватить! Этим займетесь вы, Нестеров.
— Будет исполнено.
— Попробуйте упустить золотой запас! Я сам прикажу прикончить вас, хоть вы и министр несуществующего правительства.
— А вы солдафон и грубиян, — оборвал его Нестеров. — Вот если чехи не возьмут Самару, вот тогда мы повесим вас вместе с вашим мундиром и крагами. Золото нужно не только вам, Галкин. Оно потребуется Комучу. И оно будет принадлежать нам. А вам, Галкин, советую умерить свои диктаторские замашки: не мы вам служим, а вы нам.
— Я служу монархии, а не Комучу. Но сейчас это не имеет ровно никакого значения. Комуч... не могли ничего
