даже самый незначительный, повод, они тут же вцепятся друг другу в горло. Да-да, только маленький повод. Непонятно, что не поделили и куда рвутся, только напряжение растет с каждым днем, выпады в адрес друг друга становятся все грубее и грубее, в выражениях не стесняются. Многие позволили себе переступить через запреты и каноны древних традиций. Уверенность, что все это не окончится без большого кровопролития, растет и пугает. Это предчувствие национального бедствия терзает меня все время. Словом, Овта, народ наш напоминает сегодня море, разыгравшееся под натиском свирепой бури. Дай Бог, чтобы мои предчувствия не подтвердились, и эта смута не закончилась большой кровью…
Овта беспрерывно качал головой, недовольно цокая языком.
– И что не поделили?.. Чего не хватает?!
– Ну-у, это-то как раз и понятно, – горько усмехнулся Алхаст. – Все бессовестные и безродные возомнили себя князьями и хотят управлять народом, точнее, стремятся сесть ему на шею. Это, конечно, не ново. Так было, так есть и так, видимо, будет всегда… Все равно что крысы в бочке. Одна из них, самая сильная, все равно сожрет всех остальных и с помощью внешних сил оседлает-таки народ. Страшнее, Овта, другое. Облачив свои грязные мысли в красивые слова, эта шайка лицемеров обманула и взбудоражила простых, неискушенных в таких хитростях бедолаг, да еще и вооружила их до зубов. Ну и бродят те толпами, словно блеющее стадо, за этими, с позволения сказать, вождями… Конечно, достаточно и честных, преданных народу и родине к,онахов, которые пытаются что-то предпринять, чтобы уберечь людей от большой беды. Но к их голосу мало кто прислушивается. Да и возможностей у них нет, чтобы донести свое слово до людей. А если и дойдет… Разве люди сейчас в состоянии спокойно размышлять над такими вещами? В памяти чеченцев проснулись все исторические обиды. Не забыты двадцатые и тридцатые годы, никогда не сотрется из памяти год сорок четвертый9. Видимо, зло, которое империя творила по отношению к нашему народу в течение нескольких веков, еще долго будет приносить свои запоздалые, но неизбежные плоды… – Алхаст глубоко вздохнул. – Думаю, вам, Овта, живущему в этой тиши и покое, не понять, что происходит, как вы выразились, «в нашем главном городе».
– Ничего, Алхаст, ничего, – грустно произнес старец. – Ты рассказывай, может старый Овта что-то и поймет. Ты не обращай внимания на его годы и немощность. Этот беззубый, но бывалый волк много чего в своей жизни повидал. Ты рассказывай, – повторил он все с той же грустью в голосе и на лице. – Я хочу знать как можно больше о происходящем… Свобода, о которой там кричат на всех площадях, – это же суть чеченского миропонимания. Что есть эта жизнь без свободы! И зачем такая жизнь человеку?! Десятки поколений наших славных отцов без капли сожаления бросали свои благородные тела в свирепый огонь неравных битв и пролили много, очень много своей священной крови, защищая свободу. Свобода… Она ведь, Алхаст, сладка, как горный воздух, и прекрасна, как синее небо! Несвободный человек не есть человек, а смирившийся с рабством народ уже не есть народ!. И хотя каждое сражение, каждое восстание завершалось колоссальными жертвами и потерей лучших земель, чеченцы никогда не смирялись с рабством… Отовсюду слышится, мол, наступило благоприятное время, чтобы восстановить нашу свободу. Говорят, что и во внешнем мире происходят серьезные изменения… Лишь бы у нас самих хватило мудрости и выдержки. А может, все не совсем так, а, Алхаст, или совсем не так? Я-то, грешным делом, стал уже надеяться, что хотя бы сейчас у нашего народа что-то получится… Рассказывай, Алхаст, рассказывай. Что видел, что слышал?
Алхаст внимательно выслушал старца и тяжело вздохнул. Если задуматься, что он, собственно, мог ему поведать? Это же и в самом деле была каша, завариваемая под священным лозунгом свободы. А магией этого слова можно обмануть кого угодно. Разве мало подобных примеров в истории многих, даже великих и просвещенных народов? Нет на свете никого, кроме самого Создателя, способного проникнуть в душу человека и прочитать его мысли. Ловкие на язык люди умело прячут свои грязные цели за красивыми словами. Мало кому удается увидеть и распознать их за такой плотной завесой. Между словами и делами новоиспеченных предводителей народа зияла огромная пропасть. И президент, впервые избранный без явного вмешательства извне, был малоизвестен народу. Средства массовой информации объявляли его героем и чуть ли не святым. У них хватало хитрости и влияния, чтобы манипулировать людьми, приученными верить печатному и телевизионному слову. Писали, что он, оставив высокий пост, презрев земные блага, готовые посыпаться на него, отвергнув поистине царские посулы руководителей России, примчался на помощь своему несчастному, угнетенному народу. Храбр, стоек, мудр и образован, готов не задумываясь отдать жизнь за народ и его свободу; хорошо известен и уважаем в самых влиятельных кругах России и даже за ее пределами, и сумеет использовать это влияние во благо народа. Первый советский генерал из чеченцев. Знает, как повести народ к свободе и сумеет сделать это.
Именно таким преподносили газеты и телевидение президента республики.
Откуда-то появились далеко немолодые люди в тюбетейках, которые будто бы видели президента на каком-то там собрании-диване великих святых, особо почитаемых в этих краях. И уж, конечно, были и те, которые собственными ушами слышали, как эти святые, эти «отцы-заступники» чеченцев пред лицом Всевышнего, благословляли летчика дальней авиации на руководство народом…
И информационные средства России, которых идеологически и политически вроде бы не должен был устраивать этот человек, тоже, как ни странно, возвеличивали его образ, награждая генерала именно такими эпитетами, которые особенно симпатичны горскому менталитету в любом уголке земли. И как было не поддаться такому напору информационной агрессии простому чеченцу, неискушенному в этих сатанинских игрищах?!
И генерал, в конце концов, превратился в знамя свободы.
Алхаст же знал другое.
В 1989 году, в одном из многочисленных санаториев для высших должностных лиц государства и армии в Марьино, недалеко от Курска, регулярно собирались люди, взбудоражившие позже все народы СССР. Еще до развала огромной страны они выбирали людей, которые возглавят те или иные государственные и автономные образования, вернее будет сказать, осколки, отколовшиеся от государства-монстра. Жила в санатории одна не очень уже молодая женщина, русская, которая принимала и обустраивала гостей и с которой те довольно часто советовались по разным вопросам. Благодаря своему особому статусу, эта женщина была в курсе всего, что здесь обсуждалось и планировалось. Немолодая, но все еще полная жизненных и телесных сил, Таисия Васильевна была женщиной одинокой. С мужем не заладилось, детей
