Книга Когда развеются миражи - Оксана Хващевская

— Было бы странно, если бы ты их пропустил! — холодно заметила Юля. — Вечер, я так понимаю, удался!

— Более чем! — мужчина снова рассмеялся и затянулся, не сводя взгляда с ее лица. — Прости, если испортил тебе праздник! Ты, надо заметить, сегодня была в ударе! И многие, я думаю, смогли по достоинству это оценить. И если б ты ненадолго задержалась…

— Лично для меня в этом вечере не было ничего особенного, поэтому его вряд ли можно было хоть чем-то испортить! — перебила его Шарапова.

— Неужели? — удивленно вскинул брови Матвей, усмехнувшись. — Что все это значило?

— Не понимаю, о чем ты говоришь! — недрогнувшим голосом уточнила девушка.

Гончаров сделав неопределенный жест рукой, поднес к губам стакан с виски и сделал глоток.

— Сдается мне, ты все понимаешь! А я чувствую себя полным идиотом! Что происходило на танцполе? Что ты там вытворяла? — не сводя с нее глаз, спросил он и, допив виски, грохнул стакан об стол.

Стекло громко брякнуло о полированную поверхность столешницы, заставив Шарапову вздрогнуть и потянуться к золотому крестику, что висел на шее.

А Матвей снова затянулся сигаретой, не мигая, вглядываясь в ее лицо сквозь сизый дым. А потом с неожиданной яростью затушил сигарету в пепельнице и, пошатываясь, двинулся к ней.

А Юля, подавляя желание сбежать, лишь решительнее сжала пухлые губы. Нет, она не позволит Гончарову испугать себя.

— Давай, красавица моя, расскажи, что взбрело тебе в голову, а? К чему все это было? — оказавшись рядом, мужчина коснулся пальцами ее подбородка и сжал, не давая возможности ни отвернуться, ни опустить голову. — Ты хотела меня позлить? Заставить ревновать? Да? Нет? Думаю, нет! А я ведь всегда знал, за твоей напускной холодностью и сдержанностью прячется горячая штучка! И твое удивительное самообладание вряд ли может ввести меня в заблуждение! Уж я-то знаю, какой ты можешь быть и на что способна! Я знаю все о тебе! Думается, до сих пор я неплохо справлялся с удовлетворением всех твоих сексуальных желаний, ты не жаловалась! Так с чего вдруг сегодня как последняя п… у меня на глазах извивалась вокруг Ариана? Чего ты хотела этим добиться? Отвечай!

— Судишь по себе? Думаешь, все так порочны и испорчены, как ты? Что тебе там почудилось, это твои проблемы, но оскорблений я не потерплю! Тебе что, отказали сегодня? Впервые не помогло обаяние и платиновая банковская карта? Тебе отказали, поэтому сейчас устраиваешь мне грязные сцены, пытаясь обвинить в том, чего не было? На что еще способно твое воображение, которое давно деградировало от выпивки? Отпусти меня немедленно! Я не намерена выслушивать твои домыслы и оскорбления! Меня вообще тошнит от одного твоего вида! — глядя прямо в его глаза, на одном дыхании выпалила Юля.

А Матвей хрипловато рассмеялся, выпустив ее из рук.

— Браво, дорогая! Восхитительная речь! Несомненно, достойная высочайшей награды! Я всегда считал, экраны мира лишились великой актрисы! — с издевкой произнес он, направляясь к столику.

А Юля, не обратив на это внимание, отошла подальше от мужчины и обхватила себя руками, пытаясь унять нервную дрожь.

— Матвей, думаю, тебе лучше уйти в гостиную! Скоро светать начнет. Я устала.

— Да неужели? — усмехнулся он, выливая остатки спиртного в стакан.

— Хорошо, уйду я!

— Черта с два ты это сделаешь!

— Я не хочу и дальше выяснять с тобой отношения! Мне это неинтересно!

— Я знаю! — сказал он, залпом опустошив стакан.

Юлька, решительно сжав губы, пошла к двери. Но он схватил ее за руку чуть выше локтя, причинив тем самым боль и заставив вскрикнуть. А потом грубо и бесцеремонно прижал к груди, не давая возможности пошевелиться.

— Матвей! — запротестовала девушка, пытаясь высвободиться.

Мужчине было плевать на ее протесты. Ярость, ревность и какое-то глухое безнадежное отчаяние владели им в эту минуту. Ее холодность и равнодушие подстегивали Гончарова. Он запустил стакан в стену и, схватив ее в охапку, понес к кровати.

— Матвей, отпусти меня… Отпусти немедленно! — по-настоящему испугалась девушка.

Гончаров поставил ее на ноги у кровати и, не обращая внимания на попытки оттолкнуть его и увернуться, стащил шаль, и тонкие бретельки атласной пижамы соскользнули с плеч. Мужчина не смотрел ей в лицо. Его взгляд был прикован к груди, почти не прикрытой кружевами, атласной нежной коже в ложбинке, и знакомая усмешка кривила губы. Он не считался с силами, удерживая ее, сжимая запястья и плечи. Причинял ей боль, не задумываясь об этом. Ему было на это наплевать, более того, он хотел сделать ей больно, пусть хотя бы физически.

— Прекрати! — потеряв терпение, закричала Юля и, высвободив руку, залепила мужу пощечину. — Прекрати немедленно! Или я закричу!

— Слабо, дорогая, очень слабо! — засмеялся Матвей и толкнул ее на кровать. — И ты, конечно, закричишь! Ты будешь кричать и извиваться от удовольствия! Я знаю, как это сделать.

Юля, несколько оглушенная и растерянная, хотела соскочить с кровати и сбежать, но Гончаров быстро это пресек. Схватив ее за лодыжку, мужчина подтянул девушку к себе, положив конец сопротивлениям, и навалился сверху.

Что-то темное, беспросветное владело им в эти мгновения, заслонявшее собой свет и сознание. Его пальцы, унизанные серебряными кольцами, оставляли следы на ее теле, причиняя боль, они, казалось, были везде — сжимали ее запястья над головой, зарывались в волосы, тискали грудь, царапали кожу, проникали в нее, заставляя кусать губы, сдерживая крик боли, вынуждали отворачиваться и закрывать глаза, чтобы он не видел слез. Казалось, демоны владели им в эти мгновения. Они вынуждали делать ей больно, получая от этого удовольствие, унижать, брать как последнюю девку в придорожном мотеле. В эти мгновения его не заботило удовольствие, ни свое, ни тем более ее. Ярость и горечь, терзавшие душу, требовали удовлетворения, искали выход и находили. Он видел ее слезы, пусть она и пыталась их скрыть.

Ему хотелось прижаться губами к ее виску, ощутить вкус слез, стереть их, но перед глазами снова всплывала картина сегодняшнего вечера, он видел ее глаза, обращенные к Ариану, слышал слова, полные холода и безразличия, и нежность, которая рождалась в сердце, вытесняли ревность и боль, безумие, владевшие им в эти мгновения.

Над озером рождался жемчужный рассвет. Те первые минуты тишины, в которой чудились мелодичные традиционные индийские напевы и легкий, чуть слышный перезвон маленьких колокольчиков на ногах танцующей красавицы — шелест серебристых волн озера Дал. Еще немного, и тишина будет нарушена шумом и говором торговцев, спешащих на овощной рынок, и над