И не… не забывай нас, — его голос перешел на шепот.
— Я бы не смогла. Даже через тысячу лет. Никогда.
Он коротко кивнул и пошел по коридору. Она смотрела ему вслед, пока он не свернул за угол и не сел в лифт.
Миша закрыла дверь. Продела цепочку в замок. Затем сделала пару шагов. Остановилась. Метнулась в ванную, и ее вырвало; было очень больно, поскольку она ничего не ела после завтрака накануне утром.
Он был любовью всей твоей жизни, а ты его даже не знала.
Глава 25
— Миша —
Я приняла осознанное решение изменить мужу.
Нельзя сказать, что все прошло хорошо. Точно, не по плану.
Если бы я могла вернуть все назад, то поступила бы по-другому.
Согласившись на работу за границей, в первую очередь, поговорила бы с мужем. Сказала бы ему, что хочу расстаться, и моя командировка предоставит нам шанс исследовать жизнь вдали друг от друга.
Я бы поехала в Италию. Познакомилась там с Талем. Без всякого скандала. Без каких-либо секретов. Просто двое людей встретились, ходили на свидания, причем открыто. Я бы так не нервничала, не поддавалась панике, не была ошеломлена и неуверена. Была бы внимательна, заметила бы признаки, задавала бы больше вопросов.
Оставалось лишь надеяться, что он на них ответил бы.
Но ничего из этого мне уже не узнать. Как и ему. Как и Майку.
Потому что я все сделала неправильно, и вместо измены мужу ради того, чтобы почувствовать себя лучше, разрушила три жизни. Разбила три сердца.
О, и оказалась вовлеченной в небольшой международный террористический акт в чужой стране.
Но для меня значимость этой части меркла на фоне общей картины.
Глава 26
— Дома —
Сказать, что дома дела обстояли не очень хорошо, было бы сильным преуменьшением.
Даже само возвращение домой стало тяжким испытанием. Турецкое правительство не хотело ее отпускать. Миша являлась сотрудницей известного пособника террористов. Такое не одобрялось и при лучших обстоятельствах.
И они точно ими не были.
После нескольких дней запросов на визу ей внезапно выдали разрешение. Вот так просто. Она могла только предположить, что Таль вмешался от ее имени, и она была ему за это благодарна.
Но его она не видела.
Миша улетела домой, но идти ей было некуда. С Лейси она больше не связывалась, а Майк по-прежнему не отвечал на ее телефонные звонки. Конечно, квартира наполовину принадлежала ей, и он не имел права не впускать ее, но ей не хотелось причинять всем еще больше беспокойства.
Ее недолгое пребывание в качестве международной женщины-загадки стало печально известным фактом. В Турции Питера арестовали, и история получила широкую огласку.
«Страховой агент США помогает Аль-Каиде»
«Страховой агент из Детройта продает информацию террористическим группировкам»
«Страховые полисы Аль-Каиды и человек, достаточно глупый, чтобы их им продать»
Последний заголовок нравился ей больше всех.
Ее имя часто упоминалось, и ей поступали предложения дать интервью о ее отношениях с Питером, о задержании в Турции, о взаимодействии со сверхсекретной военной охранной компанией «Ансуз». О ее связи с одним конкретным агентом этой компании.
Миша всем отказывала.
Сначала она остановилась в отеле. Еще один проклятый отель. Отец встретил ее в аэропорту и отвез в гостиницу, пообещав как можно скорее помочь подыскать жилье. Слово свое он сдержал, найдя дерьмовую квартиру в приличной части центра Детройта. Она была маленькой, старой и уродливой.
Но принадлежала только Мише.
Быстро стало ясно, что отцу Миши придется одолжить ей на первоначальный взнос за квартиру — сберегательный счет, который она делила с Майком, был вычищен. Ноль долларов. Ее компания предложила ей солидное выходное пособие, которое она с радостью приняла, но какое-то время денег она не получала. Ее расчетный счет был близок к банкротству. Если она не устроится на работу, то снова будет жить с родителями.
Как чертовски удручающе.
Майк не разговаривал с ней. Друзья не разговаривали с ней. Ее родная мать не разговаривала с ней. Большинство встреч с отцом происходили тайно. Единственные, с кем Миша общалась, — это бакалейщик на углу и несколько журналистов из газет, все продолжавших ей названивать.
Это заняло некоторое время, но она, наконец, устроилась на работу в танцевальную студию. Сначала просто помогала в офисе, но со временем ей разрешили преподавать в классе для малышей. Простые вещи, но ей нравилось.
Таль одобрил бы.
Она много думала о нем, больше не избегала его. Он это заслужил. Все ее мысли, все ее воспоминания.
— Милая, ты с ним говорила? — спросил ее отец однажды вечером.
— С кем? — попыталась она изобразить непонятливость.
— Сама знаешь, с кем.
— Боже, разве это не мило? Никогда не думала, что у меня будет квартира с террасой в центре города, — вздохнула она, откидываясь на спинку стула.
— Детка. Мы сидим на пожарной лестнице.
— Не порти настрой, папа. Будет достаточно плохо, когда придет зима.
Они сидели на пожарной лестнице и смотрели на другую пожарную лестницу через переулок. Но был конец июля, в городе свирепствовала жара, а в новой девичьей квартирке Миши не было кондиционера. Так что они пытались поймать ветерок под бутылочку пива.
— Перестань придуриваться. Ты говорила с ним?
— Нет, не говорила.
— Но он звонит.
— Откуда ты знаешь!?
— Потому что я разговаривал с ним.
Миша выпрямилась так быстро, что опрокинула пиво. Она была дома почти два месяца и ни разу не разговаривала с Талем. Он звонил пару раз. У нее был совершенно новый тариф, новый номер, но, конечно же, он его узнал. Не удивительно. Но он оставил только одно сообщение. Одно голосовое сообщение, и после этого больше не звонил.
Сообщение Миша так и не прослушала.
— Что!? Когда!? — закричала она, разворачиваясь на стуле к отцу.
— О, он звонит время от времени, чтобы проведать меня. Или, скорее, тебя. Но я давно с ним не разговаривал, около двух недель. Обычно я получаю от него известия примерно раз в неделю, — небрежно сказал ее отец, будто они постоянно это обсуждали.
— Что он говорит? Что ты говоришь? Как он? Почему он звонит тебе?! — она была сбита с толку.
— Мы о многом говорим. О футболе, о женщинах, о работе и тому подобном. Мне кажется, он звонит, потому что, ну, у него нет других близких людей, думаю, он — паршивая овца. И, на мой взгляд, через наш разговор он чувствует себя ближе к тебе, — честно ответил ее отец.
В груди у Миши потеплело, и она
