никогда не сознается. За злостью и пустыми улыбками они прячут глубокие раны. Такое горе разглядеть проще всего, потому что сам врёшь другим, врёшь себе, построил из обмана свой мир, свои стены, и всё из-за того, что однажды тебя ударили и отняли всё, чем дорога тебе жизнь, и больше ты никому никогда не доверишься.
Лиска молча уткнулась лбом в поджатые коленки и слушала скитальца. Когда он замолчал, она не хотела говорить, но затем нерешительно, словно опасаясь сказать что-то лишнее, прошептала:
– Хочешь знать, чего я боюсь? Правду, не выдумку?.. Когда бабушка умерла, я… я её простынёй накрыла и на одеяле через порог в сени вытащила. С покойницей в одном доме жить очень страшно. Ещё неделю морозы стояли и каждую ночь мне казалось, что в сенях кто-то ходит – тихо так, как бабушка всегда по дому ходила – не спеша, шаг за шагом, шаг за шагом...
Из серых Лискиных глаз закапали слёзы. Она будто снова оказалась в том холодном Тепле, когда нечем было растопить печь – в мёртвом, стылом, замирающем страхе:
– А когда я решилась сени открыть, её там не было, веришь? Вокруг только клочки шерсти, двери распахнуты и тёмные пятна на деревянном полу. Дверь я наружную не закрыла, зверье к нам забралось, вот что случилось, скиталец...
Лиска прерывисто выдохнула. Каждое слово давалось ей с тугой болью в груди:
– Вот тогда-то я и поняла, что больше в своём доме жить не останусь. Сумку собрала и решилась по общинам пойти. И ведь никому я там не нужна оказалась! Не семьи у меня, не Тепла, во всём белом свете ни единого близкого человека! Гнали меня, били меня, много зла со мной делали, пока я к людям с наивной душой!.. И врали мне, обманывали, понимаешь?! Я прошусь к людям в избу, а мне говорят, что еды у них нет, хотя у самих запасов полно. Говорят, что Тепло тесное, хотя изба в два амбара! Или нарочно к себе зазывают, заманивают, а сами только и думают, как бы сделать плохое. И ведь врать я научилась не сразу. От них научилась – от ублюдков, что меня жизни лишали! У тех, кто меня в дом приманивал, а потом запирал дверь покрепче, чтобы «дурёха» не вырвалась! Ненавижу я их! Всех ненавижу! Я их всех…
Лиска задохнулась и, еле сдерживая слёзы, стиснула зубы:
– В-всё у меня плохо, скиталец! Я живу, хоть и тошно мне от самой такой жизни! Вру с улыбкой в глаза, даже у людей добрых ворую, чтобы и им тошно стало! Чтобы знали, по чём доброта в этом мире! Нет её! Нет доброты, понимаешь?! Дураки есть и те, кто истины не знает! А истина в том... истина в том...
Лиска прервалась, подняла пылающее лицо на Олега, и уставила на него два серых огонька честной злости:
– Истина в том, что-мир-то людской, а выживают в нём только дикие звери!
Глядя на девочку, Олег вспомнил, как сам прожил двадцать Зим среди тех, кого называли «зверями». Люди проклинали подземный род – навье племя было для них хуже морозов и голода. Человек боролся за жизнь, не замечая, как сам становится похожим на хищника. Всегда нужен тот, кто хуже тебя, кто чудовищен, кого хочется призирать, но, всмотревшись в звериную душу получше, выживший рискуешь увидеть отражение своих же поступков и злость готового убивать существа. И Олег видел самые тёмные души, но не столько под землёй, среди Нави, сколько среди людей, на поверхности.
И за столь тяжкое знание была своя плата – скиталец закашлялся кровью и отвернулся от Лиски, но приступ не проходил. Снова и снова кровавые сгустки рвались из горящей груди. Скиталец не мог остановиться и даже вздохнуть. Тело сдавила смертельная слабость, руки и ноги похолодели – он знал, что не доживёт до Зимы, что наступает расплата за жизнь под землёй, но не жалел ни о чём. Чего жалеть, когда жизнь прожита по своему разумению?..
Дождавшись, когда приступ пройдёт, Лиска осторожно спросила:
– Что с тобой, дедушка?.. Знать-то у каждого из нас есть свои «удары» и «стены».
Олег молча смотрел на сироту, которая не вышла ростом даже для своих пятнадцати Зим. Она – последний человек, кто оказался с ним рядом. Не важно, что будет в Китеже и удастся ли ему узнать правду, здесь и сейчас Лиска открыла ему свой сокровенный секрет, и Олег тоже решился отплатить ей правдой за правду:
– Я всю свою молодость прожил рядом с женщиной, которую любил больше жизни. И она любила меня до последнего вздоха. У нас родились дети – моя надежда на будущее, я был счастлив, хотя жил в темноте с дикарями и всё больше погружался в их звериный уклад. Я сошёл бы с ума от их вечной жестокости, если бы не любовь. Голубые глаза жены крепко держали моё сердце возле чужого костра. Без неё, я не видел себя, ради нашей любви я старался принять их порядки, но когда она умерла...
В горле Олега заклокотало. Он сложил руки у рта, сдержался и с трудом проговорил:
– Её убили, да. Она была охотником Нави, а я жил с навьим родом. На них напали, началась война, в которой Анюта погибла. Я знаю, что врагов кто-то навёл на наше убежище – люди, которые носят татуировку колец – это они повинны в смерти дорого мне человека...
Лиска умолкла, размышляя над тем, что услышала. Она не испугалась, что скиталец жил под землёй вместе с Навью, глаза девчонки сочувственно смотрели на старика:
– А как же твои дети, дедушка? Ты сказал, что у тебя были дети...
