быстро и по существу: где она?
— Господин Барятинский… — начал было Евгений с издевательской улыбкой.
Улыбка превратилась в кровавую кашу, когда кулак со светящейся в полутьме цепью врезался в лицо Евгения.
— Ах, ты… — задохнулся от возмущения Валерий.
Он отпрыгнул назад, в руке у него появилась сабля.
— Этот немой, — повернулся я к нему. — Жду ответ от тебя через три секунды, две уже прошли.
— Я…
— Неправильный ответ.
Цепь обвилась вокруг сабли, я рванул её на себя. Сабля вылетела из руки так, будто Валерий её даже не пытался сжать. Он проводил своё личное оружие изумлённым взглядом. А цепь, отбросив ненужный предмет, метнулась к нему и нежно обняла за шею.
Валерий захрипел, упав на колени. Я подошёл к нему, цепь укорачивалась по мере приближения. Я как будто подводил к берегу рыбу, орудуя спиннингом. Приблизившись, натянул цепь и уперся ногой в этот импровизированный воротник. Валерий встретил меня полным ужаса взглядом. Кажется, до него дошло, что сейчас с ним никто не будет играть в благородство и аристократизм. Сейчас его просто убьют, как бешеную собаку, а через секунду уже и не вспомнят, что такой человек, как он, вообще существовал.
Я обернулся, чтобы убедиться — Евгений валяется без сознания на полу — и сосредоточился на Валерии.
— Где похищенная девушка? На счёт три твоя голова отделится от шеи и покатится по полу. Раз.
— Они её увезли! — выкрикнул Валерий. Лицо его покраснело, он изо всех сил старался пальцами ослабить давление цепи, но цепи на его усилия было откровенно чхать.
— Кто? Куда? — Я чуть потянул на себя цепь, и Валерий от боли каркнул. — Не слышу!
— Те трое! — пропищал он. — Они — главные! Я ни в чём не виноват, мне просто пообещали списать долг отца, он проигрался в карты, и…
— Я, сука, что, похож на твоего биографа?! — рявкнул я.
— Главная — девушка, её зовут Эльвира! — затараторил Валерий. Я пустил по цепи немного чёрной энергии, и парень взвыл, тут же изменив подход к докладу: — В Кронштадте их уже нет, они едут в Петербург! Мы с Евгением больше не нужны, поэтому остались здесь. А там… Должно быть какое-то место. Но я не знаю, где! Я родился здесь, в Петербурге бывал всего дважды. Это место называется Чёрный город, но больше я ничего не знаю!
— Адрес — в Чёрном городе?! — рявкнул я.
— Не знаю-у-у-у-у! — завыл Валерий; из-под цепи потекли тоненькие струйки крови. — Они ничего не говорили, от нас с Евгением просто избавились! Даже не заплати…
— Как они собираются выбраться с острова?! Дорога перекрыта!
— Туннель…
— Туннель?!
— Я не знаю! Но, говорят, где-то есть вход в подземные туннели.
Вход в туннели действительно был, об этом оговорился Витман на этапе подготовки к операции. Разумеется, туннели эти были не для всех. Не для простых смертных и даже не для «рядовых» аристократов. Об их расположении знали сугубо те, у кого было на это право. Город-крепость не спешил раздвигать ноги перед первым встречным.
— Что ещё я должен знать? — спросил я.
— Пантелеймон — маг пустоты! — вытаращил на меня глаза Валерий.
— Нихрена не удивил.
Я убрал ногу и отозвал цепь. Валерий схватился руками за окровавленное горло. Его трясло.
— А, да, — спохватился я. — Чуть не забыл. Это тебе от Юсуповых.
Я рывком поднял его на ноги, развернул и швырнул лицом на спусковой столб. Валерий обхватил его руками, чтобы не упасть. Подойдя сзади, я нанёс два быстрых и сильных удара в область почек.
Валерий с тонким писком оплыл на пол. Ничего, доберётся до целителя — и будет как новенький. А до тех пор в профилактических целях поссыт кровью, только на пользу пойдёт.
— Извини, — сказал я. — Князь Юсупов попросил оказать ему небольшую услугу. Долг аристократа, сам понимаешь.
Я развернулся к выходу и замер.
На месте выбитых ворот стоял Мишель и, разинув рот, смотрел на меня. Я развёл руками и с вызовом сказал:
— Что?!
Мишель закрыл рот.
* * *
На выезде из города дорога была перегорожена капитально.
— Князь Барятинский! — крикнул я из окна подбежавшему человеку в штатском.
— Знаю-знаю! — крикнул тот, кутаясь в плащ — уже минут пять как сыпал мелкий, но сильный дождь. — Но выпускать никого не положено!
— Позвони Витману! — велел я. — Скажи, что эти твари ушли по туннелям в Петербург. Связь же есть?
— Есть, как не быть! — закивал человек. — Бегу!
— И скажи, что я требую меня пропустить! — крикнул я вслед. Человек поднял руку, давая понять, что услышал, и вскоре скрылся за завесой дождя.
Я откинулся на сиденье и поднял стекло. Сказал Мишелю:
— Выйди лучше здесь. Дальше… я не знаю, что может случиться дальше.
— Они похитили Аполлинарию Андреевну, — негромко ответил Мишель. — Плохо же ты думаешь обо мне, если полагаешь…
— Они похитили Анну Александровну, дочь императора, — перебил я. — Девушек поменяли местами, изменив им внешность. Полли сейчас в другой гостинице, изображает великую княжну. С ней всё в порядке, она жива и здорова. Извини. Это была спецоперация, ты не должен был о ней знать. И никто не должен был.
Мишель помолчал, переваривая услышанное. Переварил на удивление легко:
— Это… многое объясняет, — сказал он и побледнел.
Да уж, не каждый день узнаёшь, что едва не затащил в койку великую княжну. Это открытие, кажется, Мишеля настолько придавило, что я не услышал даже вполне ожидаемого вопроса: «А какое отношение к этой спецоперации имеешь ты?!»
Вскоре опять появился тот человек в штатском, замахал руками, и кордон растащили ровно настолько, чтобы можно было проехать. Я посигналил в знак благодарности и выехал на мост. Положил руки на специальные накладки, и спина вдавилась в спинку сиденья.
— Это же опасно! — проговорил Мишель, глядя широко открытыми глазами на мокрую дорогу, несущуюся под колёса.
— По шкале от одного до десяти — насколько опасно? — спросил я.
— Н-не знаю… Восемь?
— А быть похищенной неизвестными злодеями великой княжной — как? На десятку потянет?
Мишель довод принял. Я хотел добавить, чтоб он не волновался, что мой водительский опыт позволит мне проехать насквозь преисподнюю, но не стал лишний раз взрывать парню мозги.
Дорога, прямая, как стрела, упиралась в горизонт. Стрелка спидометра ползла к своему пределу. На такой скорости мышление уже не требовалось, нужны были только инстинкты да мышечная память, и я смог спокойно поразмыслить.
Только делая что-то, можно размышлять спокойно. Когда ты вынужден бездействовать, усмирить мысли очень тяжело, если вообще возможно. Я всегда был человеком действия. Возможно, это меня в конечном итоге и погубило, но… Свою
