он далеко сейчас и не сможет меня навестить.
Конечно я не рассказывала ей правды, маленькому ребёнку не обязательно знать о всей грязи, которую развел её родной брат. Опускаюсь перед Юлькой, присаживаясь на корточки, внимательно всматриваюсь в её лицо, беру в руку её маленькую ладошку и легонько сжимаю, a свободной рукой, нежно поглаживаю ее плечико, при этом, начинаю ужасно нервничать.
— Он хочет чтобы ты вернулась домой.
— Одна? А ты? Ты не вернешься?
Растерянно вздыхаю, а сама чувствую как в глазах начинает болезненно щипать, ещё немного и я разрыдаюсь прямо глядя в беспокойные глазки.
— Нет, Юль, я не вернусь.
— Это потому что ты теперь любишь Германа?
— Юлечка, милая…
И вот именно сейчас в этот момент, я стала понимать, как же я все-таки люблю эту малышку, как же больно сейчас смотреть в ее испуганные глазки, как же мне становилось за нее страшно. Я понимала что Игорь прав, я для нее совершенно чужой человек, но почему же мне так не хочется ее отпускать?
— Ты меня бросаешь? Да?
Смотрит на меня с мольбой.
— Я тебя не бросаю и не брошу никогда, но понимаешь, я не люблю Игоря и не смогу жить вместе с ним..
— А как я буду без тебя?
Горько усмехаюсь, только сейчас приходит осознание моего предательства по отношению к ней, ведь по сути, что я делаю? Безжалостно бросаю её. Столько лет я была рядом и не ценила этого момента, а сейчас я все готова была отдать, лишь бы она находилась рядом, с вечными своими недовольствами и колкими словечками… Моя такая родная девочка, без которой я уже не представляю своей жизни.
— Знаешь, сейчас я вдруг поняла, как сильно я тебя люблю… Никогда не смогу тебя бросить. Но Игорь сказал что вы уедете… Я не знаю куда, но если ты захочешь, мы всегда сможем общаться, расстояние ведь не помеха, правда?
И этот теперь уже такой родной человечек утопил меня в своих объятиях и слезах, которые маленькими ручейками стекали с ее глазок. А у самой при этом в душе горел адСкий огонь, сжигающий меня заживо.
— Милая, давай мы сейчас пойдем и соберём твои вещи?
— Mг…
Хлюпая своим носиком, Юлька тоненькими пальчиками вытерла хрустальные слезинки, я с трудом поднялась на ватные ноги, которые совершенно меня не слушались, хотела пойди следом за ней и помочь, как внезапный голос Германа заставил меня застыть на месте.
— Юль, что случилось? Почему ты плачешь?
Герман присаживается напротив Юли. заботливо подушечкой большого пальца вытирая с её щечек слёзы.
— Кто тебя обидел? С кем разобраться, м?
— Гер, я тебе все расскажу, но позже немного, сейчас мы с Юлей соберем ее вещи и я отвезу ее домой.
Смотрит грозно на меня и поднимается на ноги.
— Не понял… Что значит ты её отвезешь домой?! Куда домой?!
Нахмурив густые брови, Герман ожидал от меня внятного ответа, а я не знала как правильно ему сейчас все объяснить, поэтому и молчала.
— Ты меня слышишь?! Вопрос к тебе тот же! Какого черта ты туда поедешь?!
Глаза Германа сейчас пылали яростью, а его рот был перекошен лютой злобой, от произнесенных мною слов.
— Соболевская, объясни мне что происходит!
Его голос напросто меня оглушает, рявкает на меня с таким нажимом, что я невольно вздрагиваю.
— Юлечка, милая моя, иди к себе, собери пожалуйста свои вещи в рюкзачок, я сейчас подойду.
— Хорошо…
С грустью произносит, опустив голову вниз, Юля медленными шагами стала подниматься наверх, я стояла и не могла увести от нее глаз, обездвиженно смотрела в след удаляющейся уже мне такой родной девочке.
— Я тебя внимательно слушаю!
Скрестив руки на груди Герман буквально буравил насквозь меня своим уничтожающим взглядом.
— Игоря выпустили.
— Ты понимаешь что это невозможно? Да ему сидеть и сидеть!
Я видела все негодование и непонимание в глазах Германа. Ведь он это твердил мне постоянно, о том, что Игорю не отмазаться уже никак от совершенных преступлений, да и Герман наконец нашел тех парней которые по наводке Игоря избили Тима, я не знаю как он их заставил расколоться, но неделю назад я сама лично видела их признание, черным по белому на белоснежном листе бумаги был весомый аргумент в доказательстве вины моего бывшего мужа.
— Тем не менее, он сейчас находится на свободе, его выпустили Герман, ты понимаешь? Выпустили!
— С этим я разберусь, меня сейчас волнует другое, что ты собираешься делать?
— Он попросил привезти Юлю.
— Ты же сейчас шутишь? Ты понимаешь, что этого нельзя делать?
Германа сейчас явно не интересовали подробности освобождения из под стражи Игоря, он продолжал испепелять моё лицо своими глазами, которые от злости буквально поменялись в цвете, его зрачки заметно увеличились, а цвет глаз приобрел нездоровый блеск. В его тоне чувствовалась неконтролируемая агрессия, от его мрачного выражения лица, мне становилось ужасно невыносимо.
— Он ее брат и он не сможет ей навредить, он прав, я ей никто, на каком основании я буду удерживать её рядом с собой? Я даже не опекун ей.
— Это не выход одной ехать к нему, я еду с тобой, и это даже не обсуждается!
Решительно, Герман схватил висящую на вешалке куртку и раздраженно накинул её на широкие плечи. Нет… Не нужно ему ехать со мной, поедет, сделает только хуже.
— Успокойся пожалуйста.
Обхватив напряженные плечи Германа, я попыталась его немного успокоить, но я лишь чувствовала как он заводится ещё больше, мускулистое тело напрягается с каждой секундой все сильнее.
— Как я могу успокоиться, зная что он с тобой сделал! Или ты реально не понимаешь всей происходящей ситуации?
Он скрывается на крик, а я пытаюсь разговаривать спокойно, в такой агрессивной ситуации, нужен трезвый разум.
— Я поеду одна, если его выпустили под залог, он ничего не предпримет ужасного в мою сторону, сам себе вредить намеренно он не станет.
— Неужели ты и правда такая дура?! Сколько бы он тебе вреда не сделал, ты все равно к нему бежишь обратно как преданная собачонка!
Некоторое время я стояла, растерянно глядя на него, понимала и чувствовала как по моим глазам тонкими солеными ручейками стекают слезы. Вдруг, мне стало резко не хватать кислорода, я задыхалась. Эмоции внутри меня бурлили огромным гейзером, а сильнее всего меня сейчас обжигала обида.
— Не будь дурой! Как только ты переступить порог дома, он тебя не выпустит больше!
— Все будет в порядке, ты сам не хуже меня знаешь закон, малейшее правонарушение его вернет образно в сизо,
