что связь с реальностью он стал терять, продолжали крутиться мысли об улучшении собственной жизни, естественно, за чужой счёт, даже, несмотря, на полное нежелание работать.
* * *
Баба Серафима, наблюдающая через камеры слежения над перемещениями пьяного в зюзю директора по коридорам школы, впала в грех сквернословия, кой грех она последний раз допустила лет пятнадцать назад, когда уронила себе на ногу чайник с кипятком. Когда она увидела художества нового директора в туалете, она снова впала в грех сквернословия, вместо того, чтобы восхититься настенной живописью и английскими матюками. Завтра же поговорю с завучем Надеждой Александровной Шеломатовой — решила баба Серафима — надо же обсказать руководству школы про такое безобразие, творимое первым лицом. Хотя в туалете это существо творило безобразия не только лицом, но и другими своими членами. Компрометирующие записи баба Серафима решила сохранить для истории.
* * *
Сашка Прокопенко, это который мелкий пакостник, перешёл в седьмой класс и это говорило, что он уже почти взросляк. Однако, шило в его заднице только выросло и заострилось. Вот только слово «почти» ему не нравилось. Ему хотелось солидно тусоваться со взрослыми пацанами, перетирая взрослые вопросы, а не тусить с мелкими пацанятами, у которых запросы мельче. Но попасть в банду к взрослым десятиклассникам та ещё задача. Надо как минимум совершить подвиг. Да не тот подвиг, на который его подвиг Никодим Викторович, заставив драить женский сортир, а настоящий пацанский подвиг. О том подвиге, связанным с туалетом, Сашка старался не вспоминать, да и школота не очень его этим эпизодом дразнила: все понимали, что пацану просто не повезло.
К компании старших надо подходить с конкретными предложениями, иначе будешь в их банде на последних ролях. А в банду хотелось. И Сашка придумал, что он совершит для своей цели.
Пришедшую на ум мысль он рассмотрел со всех сторон и решительно направился к группе старшеклассников, сидящих на лавочке и поплёвывающих шкорками от семечек.
— Тебе чего Сашок? — лениво поинтересовался Лёха, считающийся заводилой этой компании.
Сашка солидно сплюнул и объявил:
— Я решил совершить подвиг.
— Ты уже однажды совершал подвиг… в туалете, — улыбнулся Юрок, тоже центровой парень, но находящийся на вторых ролях.
Его ткнул локтём Лёха, типа не надо шутить над чужим горем, не по-понятиям.
— Хотел что сказать? — Лёха дал слово мелкому Сашке. Как говорится: «Мал клоп, да настырен».
— Я желаю чморить нового директора, — сказал Сашка. — Например, залью в выхлопную трубу его Ауди пену, или шины порежу.
— Нууу, — скривился Лёха. — Не вижу здесь подвига. Этого чуманоида мы все начнём чморить в натуре с завтрашнего дня. Так что свободен Сашок. Не дорос ты ещё до кондиции с нами дела творить. С мелкими иди гуляй. Мы не принимаем с распростертыми объятиями в свои ряды кого попало. Мы банда.
Тогда Сашок решился на страшное и решительно заявил:
— Тогда я начну чморить Никодима! Я, гадом буду, напишу на лестнице в школе краской «Никодим кАзёл!»
Вот это уже стало интересным и являлось серьёзной заявкой, причём Сашку за язык никто не тянул, сам вызвался совершить хохму, чреватую нехорошими для него последствиями.
— Ты слово сказал, — лениво протянул Лёха. — Мы все услышали. Срок тебе на это два дня, усёк.
Пацаны закивали, что, да, все услышали, теперь Сашкина дорога назад отрезана. Теперь, или он сотворит обещанное, или опустится в глазах пацанов на самое дно. И все тогда могут называть его днищем. Держись своего слова иначе не видать в жизни счастья.
Прокопенко и сам ужаснулся своим словам, но назад сдавать точно западло. Вот какой бес дёрнул его за язык.
Сашка сумел приобрести баллончик с жёлтой краской. Сойдёт — решил он — на бежевом фоне стен на лестнице жёлтая надпись хорошо видна. Это будет суровая хохма. Она войдёт в историю школы, и многие поколения учеников станут говорить, что на этом месте сам Прокопенко написал страшные слова на самого Никодима. Это не листочек приклеить со скабрезными словами на учителя, и даже не карандашом написать — это краска, которую просто так не смоешь. Эта надпись будет украшать коридор с месяц, а то и больше, пока её или не закрасят, или заново не перекрасят всю стену.
Сашка трясло, но «на дело» он пошёл с гордо поднятой головой: ведь надо, во-первых, отомстить Никодиму, во-вторых, таким образом, он достойно впишется в коллектив старшеклассников.
«Дело» должно свершиться после уроков, когда в школе почти никого не останется. Опять это слово «почти» мешало Сашку жить. Почти — это и мало народу, но можно и попасться, а в планах страшной мести попадаться на горячем не предусматривалось. Народ после уроков оставался на дополнительные занятия, работали кое-какие кружки, шмыгали по коридорам уборщицы. Наконец, наступило время «Ч». Комиссия из нескольких старших пацанов тёрлась возле школы, ожидая, когда Сашка выйдет к ним с гордо поднятой головой, или не выйдет, если зассыт совершать подвиг. По договору с пацанами, те обещали чуть помочь герою, послав мелкую девчонку Машку, сеструху одного из них, отвлечь бабку Серафиму от экрана, в который она пялилась, надзирая над обстановкой в школе. Сашка стоял в коридоре второго этажа и ждал сигнала. Вот его телефон завибрировал. Это означало, что девчонка отправилась отвлекать Серафиму. Теперь требовалось всего несколько секунд на то, чтобы свершить благое дело. Напялив на голову мамкину старую капроновую колготку, что должно означать маскировку, Сашка кинулся вниз по лестнице, на бегу выхватывая баллончик с краской. Затормозив на лестничной площадке, он надавил на клапан баллончика и краска весело зашипев, стала писать слова: «Никодим кАзёл». Забыв поставить восклицательный знак, Сашка уронил баллончик и бросился наверх, сдирая с головы колготку. Теперь надо спокойно пройти по другой лестнице вниз и скрыться из школы. Дело оказалось плёвым, как конфетку отнять у мелкой девчонки. Выходил Сашка вместе с девчонкой Машкой, которая смотрела на него, как на героя. Вот уже и фанаты появились. Пацаны встретили Сашку с уважухой, поняв, что этот парень совершил настоящий поступок: поднял хвост на самого Никодима, а ведь это чревато гибелью, о чём все знают.
* * *
После странной пьянки, о которой у Бусика, не осталось чёткого воспоминания, прошло два дня. Два дурацких дня. Голова директора ещё побаливала, да и под глазом он обнаружил здоровенный синячище, болела почка. Всё это привело к тому, что директор решил не выходить в народ, он даже свои занятия по географии пропускал, решив, что директору можно и пропускать занятия, ведь у него много работы
