— Дальше я встретила Эши, и она взялась меня учить. Собственно, на этом всё.
— Почему ты не вернулась домой, в хаанат? Вступила бы в наследство, жила бы, как прежде…
Киоре скривилась:
— Я должна отомстить убийцам, твое сиятельство. И я отомщу, чего бы мне это ни стоило!
Тишина, только где-то воет ветер.
— А ты ведь не колдунья, — заметил Доран, поворачиваясь так, чтобы видеть силуэт Киоре.
— Надо же, понял! И что с того?
Герцог молчал и рассматривал ее, и Киоре очень захотелось исчезнуть, поскольку он стал похож на того монстра, который чуть не придушил ее в сапожной лавке.
— Но как ты тогда используешь колдовство?
В его душе вспыхнула столь яркая надежда, что Киоре, кажется, увидела ее свет, услышала мысли Дорана. Она, человек, могла колдовать, а значит… значит, и он может научиться, чтобы спросить Силы о его Лааре и вернуть ее душу!
— Скажи, Киоре! — он схватил ее за плечо, и сбросить руку она не смогла, только неуклюже попятилась, сознавая, что этот одержимый сейчас не заметит, даже если она всадит ему нож в сердце.
— Ау! Герцог! — брыкалась она, тщетно пытаясь вырваться. — Эй! Хватит!
И со всей силы ударила свободной рукой его по уху. Он выпустил ее, но тут же бросился и схватил вновь.
— Не колдую я! Это амулеты! А-му-ле-ты!
И Доран застыл и также по слогам повторил незнакомое слово, а после отпрянул и сгорбился, схватившись за виски.
— Детям колдунов сила блокируется до совершеннолетия, и для них создают амулеты с заклинаниями. Реагируют они на слово, сжатие там, да что угодно. Я ими пользуюсь, амулетами этими.
Доран еще раз повторил название и застыл, закрыв лицо рукой.
— Мы, кажется, договорились, что твоя жена переродилась, разве нет? А призвать душу из живого тела… Бр-р-р! — от одной мысли о подобном Киоре передернуло, а по коже побежали неприятные мурашки.
— Я не подумал об этом… — выдохнул он, смахивая испарину со лба. — Я слишком хочу вновь увидеть мою Лааре. Именно ее, не перерождение, не похожего человека, а только ее… Да кому я говорю?!
Киоре закатила глаза и вздохнула: и не скажешь ведь, что в ее жизни всю любовь выжгли ненависть и желание мести. Да и кого любить-то было? Не Файроша же облагораживать столь светлым чувством, в самом-то деле!
— Вот поэтому я и не любила никогда, — кивнула она, невольно протянув руку и растрепав жесткие волосы герцога. — Не хочу также выглядеть.
— Умеешь ты находить слова, — усмехнулся он, аккуратно отклоняясь от ее руки. — Я не знаю, наказала меня судьба или благословила этим чувством.
— Вспоминал бы ты жену и говорил бы спасибо судьбе за жизнь с ней. Кому-то не дано и влюбиться.
Старый склад темнотой сближал, но вместе с тем Киоре казалось, что она бесконечно далека от Дорана. Можно ли вообще говорить о взаимопонимании между столь разными людьми, как они? И стоило признаться хотя бы самой себе: ей хотелось, чтобы ее также любили. Киоре хотелось знать, что есть на свете человек, который бы ждал ее возвращения и дарил душевное тепло…
— А если ты продолжишь жаловаться, то — клянусь! — за ручку отведу в дом призрения посмотреть на сирот, чтобы ты понял, у кого на самом деле беда в жизни, а у кого — тоска от излишка дури!
— Что ж, пусть так, — отозвался Доран. — И как тебе удается?
Он не договорил, но Киоре поняла его и без слов. Как ей удается пристыдить его? Открывать глаза на правду?
— А ты, твое сиятельство, с людьми разговаривал бы хоть иногда, а не только приказы отдавал. Ну что, проводить до дома, а? Или герцог Рейла не боится ночного чудовища?
— Тебя провожать не предлагаю?
Она только рассмеялась, а Доран тем временем достал из кармана пиджака свечу и спички: им предстоял неблизкий путь.
— К рассвету как раз к тебе придем, а там уже не страшно будет, — бодро заявила Киоре, погружаясь в густой туман. — Свеча не погаснет?
— Новый состав, только сильным ветром задуть можно.
Киоре присвистнула такой предусмотрительности, а через минуту уже дернула герцога за рукав, показывая влево. Там, в тумане, светились ярким синим три пары глаз, страшных, охочих до крови. Туманные чудовища скалились, но напасть не могли. Киоре и не заметила, как ее обняли за талию и притянули к боку, чтобы свеча как можно больше освещала их двоих, не оставляя химерам даже шанса на нападение. Те зарычали, развернулись и растворились в тумане, оставив после себя мороз, продравший кожу до самого позвоночника.
— Неужели с ними ничего не сделать? — спросила, когда они возобновили путь.
— Ждем колдунов в надежде, что они решат эту проблему, — неохотно ответил Доран.
— А если чудовища созданы не магией?
— Такого не может быть, — слишком уверенно и быстро для того, чтобы это было правдой, отозвался Доран.
До особняка они добрались раньше, чем предсказывала Киоре. К воротам они не подошли, остановились шагов за тридцать, и Доран вложил ей в руки свечу, так медленно прогоравшую, что она невольно восхитилась новым составом. Герцог растворился в тумане, и вскоре лязгнули ворота, закрываясь. Киоре тоже ждал дом.
Глава 15
Зеленые холмы бежали далеко вперед, и между ними прихотливо вилась полоса мощеной дороги в легкой дымке пыли. Карета плавно качалась, и кучер нехотя, как будто стесняясь нарушать тишину, редко понукал лошадей. Кардинал коснулся перстня, надетого рубином внутрь, погладил края камня; он смотрел вперед, туда, где сливалось дымчато-голубое небо с блеклой травой. Как редко он мог позволить себе выбраться из Тоноля, покинуть его широкие, но оттого не менее тесные и душные улицы, переполненные мыслями и стремлениями тысяч людей… Кардинал снял круглую шапочку, открыл окошко, и теплый ветер взъерошил седые волосы. С кряхтением вытянул затекшие ноги: и он уже не тот, что прежде; недельная дорога вымотала сильнее, чем хотелось. Ради одного разговора случился путь на дирижабле до Ондаро и тяготы пустых южных дорог, где постоялые дворы встречались хорошо, если раз в двенадцать часов езды.
Они нагнали обоз с людьми — хмурыми мужиками.
— Куда они едут? — крикнул кардинал, когда медленный обоз остался далеко позади.
— На границу с хаанатом, — тяжело, с надрывом ответил мужик, кулаком помассировал грудь, словно ту прихватило от боли, — там снова стычки с колдунами. Вы, господин, радуйтесь, что не живете на юге… Здесь война давно забрала всех здоровых да молодых… У меня самого два сына в песках полегли…
— Я помолюсь за них, — пообещал кардинал.
— Уж будьте добры!
— Долго ли еще ехать? — поинтересовался он у кучера, и тот, скосив глаз на солнце, цыкнул что-то неразборчивое. — Я не понял!
