лучшие силы, то наверняка тут еще масса магов послабее, как и у нас в армии — на каждую роту свой маг-целитель.
Лассонесские полки были подняты, и начали собираться на битву. В густом хвойном лесу это было несколько суцмбурно, но всё же, под командованием Хауга один за другим наши полки выходили на открытую местность.
— Ланс, во время битвы отсюда ни ногой! А лучше бы ты убрался подальше в лес, или вообще залез на дерево. Тебе ясно?
Мальчуган, который только недавно проснулся, широко зевнул и кивнул головой. Мне нужно было вставать в строй, который сильно нарушал великан Гекс. Из доспехов на нем была лишь исполинская кираса и кожаные наручи. Не будь я магом, то однозначно испугался бы его вида.
Я нехотя накинул тогу с гербом короля, наплечники, и шлем. каждый маг знает, что одежда, стесняющая движения, это самое страшное из всех зол. Многое в чародействе происходит с помощью отлаженных до автоматизма движений рук, и любая неточность может привести к катастрофической ошибке.
Как это ни странно, когда все оделись, взялись за оружие, встали в строй, наступила пауза. Несколько раз туда обратно бегал артанийский гонец, стороны о чем-то договаривались, и я, наблюдая за Хаугом, понял, что он пытается оттянуть это сражение хотя бы до утра, и вообще не хочет лезть на рожон. Было заметно, как он нервно ходит из стороны в сторону, как сжимается его ладонь на рукояти меча.
Вновь артанийский рог прозвучал лишь к рассвету. Битва началась. Наши командиры повели войска по флангам в разные стороны, сразу обозначив попытку окружить более крупное артанийское воинство. Под ногами хрустел снег, дышалось легко. Сила… она спала во мне, но я помнил Дром, и то, что довольно быстро устал от резких прыжков. Поэтому я задал выжидательную позицию — просто бежал со всеми в строю, под залпы пушки и окрики капитана Сорга.
Я учуял… магия, сверху. Я посмотрел наверх, и многие воины рядом со мной тоже увидели. Мерцающие птицы огромной стаей метались над нами. Мгновение, и они обратились в ледяные копья, готовые поразить лассонесских воинов.
Конечно, в городе находился колдун, способный творить многое. Учитель говорил, что подобные вещи делают лишь очень самонадеянные маги, — эффект, конечно, потрясающий, но отвести подобное проклятие технически не сложно.
В тот момент, когда его волшебство обратилось пеплом, все те барьеры, которые я возвел, чтобы никто не обнаружил во мне колдуна, пали. Искаженное от ужаса и восхищения лицо Толерса Гессона на мгновение отвлекло меня, и это позволило противнику продолжить свою атаку.
Я знал, что прежде, чем войска сойдутся в страшной бойне, для меня пройдет целая вечность в борьбе иными средствами.
Я ни на мгновение не позволил себе забыть ни один из уроков моего учителя, и, поочередно отбив с десяток колдовских выпадов, перешел в контрнаступление. Я помнил, что магия не бывает плоской, потому сразу сплел два заклятья — создал пылающую комету и отправил перед собой, и сразу же за ней магический поток, чтобы прощупать силы вражеского колдуна, и забрать их себе, если появится такая возможность. Комета обратилась в пылающего ящера, что безмолвно ринулся на наши войска, а попытка выведать ресурсы врага неудалась. Я, памятуя о своей стихии, поднял из снега водяного дракона и заставил его сцепиться с вражеским. Войска, до этого безмолвно наступающие, остановились, в ужасе наблюдая за этим зрелищем. Я сразу отправил град стрел в сторону противника, и заглянул за грань.
Все поле было усеяно магическими обломками наших заклятий, на пространстве битвы не осталось никого кроме меня и моего противника, только слабые тени других волшебников бегали из стороны в сторону, пытаясь повлиять на стихийных драконов, которые здесь, за гранью светились не хуже обода, только холодным, магическим светом. Те, кто особенно приближался к этим порождениям колдовства, становились видны, но они быстро уходили, боясь мощных ударов хвостов и острых клыков.
Мой враг еще не заглянул ко мне, и я вызвал его на бой. Он сразу же принял мой вызов и со скоростью стрелы метнулся в мою сторону. Я попробовал взмахом меча завершить сражение, но он уверенно ушел в сторону, наградив меня крепким ударом в живот.
Здесь за гранью мы двигались, стоило подумать об этом, поэтому всегда настоящей магической дуэлью была лишь та, где противники сражались только разумом. Он обратился в коршуна, а я в кролика. Это была ловушка, которую он без труда разгадал, моментально подняв из земли сотни страшных, уродливых монстров, жаждущих разорвать меня на части, но я тут же принял облик тысячи страхов, и все монстры бежали прочь от меня. Тогда артанийский маг превратил землю подо мной в болото, а я обратился гигантской жабой, и попробовал сожрать противника как комара. Он стал колючкой, и я тогда стал кипящим маслом.
Здесь я поймал своего врага на ошибке. У него было мало времени на раздумья — либо погибать, когда я ошпарю его, либо обратиться в пламя. Но он, вместо того, чтобы стать огнем, наслал огонь на меня, а сам принял человеческий облик. Я успел попасть на его тело и воспламениться его же пожаром. От боли меня, как и его, выкинуло обратно, на поле боя двух армий.
Мы потеряли концентрацию, и как следствие контроль над магическими потоками. Драконы застыли, обратившись в камень, мы с моим противником оказались каждый за своим ящером, в центре битвы. Солдаты так и не решались нападать друг на друга. Все мое тело словно горело, да и мой противник, судя по виду, был не лучше — все его лицо было обожжено, хотя глаза остались целы. Я сделал движение, посылая в его сторону ледяной осколок, но он сумел отвести его в сторону. Мы стали ходить кругами, растратив почти все свои силы, пытаясь несложными заклятиями доконать друг друга.
Ког всегда говорил мне, что если не хватает силы, то можно смело воровать ее у противника, и ни один судья не назовет это преступлением. После оценки ситуации мне ничего не стоило понять — у врага не удастся отнять и крупицу силы, ее в нем и так мало, но вот у Толерса, который толком и хранить ее не умеет, не сложно позаимствовать немного. Я попробовал мысленно найти его, и подобраться к его магическим ресурсам — и у меня получилось — я вновь почувствовал прилив энергии, выпив до дна неопытного колдуна. Но за всеми этими мыслями артанийский волшебник застал меня врасплох —